Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия

Сильвани ушёл. Гораций горестно переглянулся с Даниэлем и тяжело вздохнул. Тот ответил ему унылым и сумрачным взглядом. Обсуждая, что имел в виду их коллега, отцы вернулись к себе в спальню. Аврелий, начав фразу по-французски, неожиданно закончил её итальянизмом. «Extremement receptif, tres nerveux et facilement excitable par le… serpentеllo». Почему?

Перед началом дискуссии педагоги долго обдумывали, стоит ли поручать Лорану сделать какое-либо сообщение, но решили, что лучше не сковывать его заданием: так он может высказаться свободнее. Однако, Лоран предпочел отмолчаться, и лишь на прямой вопрос учителя — проронил фразу, хоть и отвечающую, Дюран был уверен в этом, его мыслям, но отнюдь не раскрывающую их до конца. «Справедливым является право сильного и слабые не могут установить справедливость, если под ней понимают своё право управлять сильным. Нет у них такого права, и их попытки приведут к тому, что их вовсе уничтожат. И это будет справедливо…» Похоже, он говорил о себе и дерзал почти в открытую отстаивать право вампира кусать кого вздумается… Но до конца ничего не прояснилось, хотя Горацию де Шалону показалось, что какое-то слово все-таки прозвучало, что-то дало какую-то зацепку, но она тут же и ускользнула. Но и сказал мальчишка вполне достаточно для того, чтобы понять, что тревога их вполне оправдана. Понял это и Сильвани.

Неожиданно в коридоре раздались шаги и в комнату, постучав, снова вошел отец Аврелий. В руках его был небольшой том в чёрном переплете. Оказывается, он ходил за книгой. Отец Аврелий протянул книгу Дюрану.

— Красавец проронил имя. Не Венсана ли он назвал калибаном? Если это так — хоть что-то можно расшифровать. Хотя гораздо интересней, и я бы на вашем месте озаботился в первую очередь этим, почему Красавец корчит из себя психа и почему этот ваш Лоран столь нервозен? А поинтересоваться этим стоит у того, кто разделил милосердие и справедливость, он повзрослей и поспокойней остальных. — Аврелий вышел, тихо затворив дверь.

Отец Гораций медленно поднялся и неторопливо подошёл к Дюрану, столь же неспешно перелистывающему страницы. Это был том Шекспира из библиотечного собрания, содержавший его пьесы. Дюран прочёл оглавление — «Гамлет», «Макбет», «Король Лир» «Отелло» и «Буря».

Отец Гораций взял том и недоумённо вопросил:

— Он намекает на «Гамлета»? Почему он называет Потье красавцем? — Он вяло перелистал книгу и вдруг взорвался, — Боже мой! — Гораций лихорадочно переворачивал страницы, — какой умница, Господи, конечно же, — бормотал он, листая, — вот оно. — Почти выгнув переплет, де Шалон погрузился в чтение.

Дюран заметил, что заинтересовался друг последней пьесой Шекспира — «Бурей», — редко цитируемой и редко упоминаемой. Он напрягся, вспоминая содержание — и вздрогнул. Просперо, Ариэль… Калибан… Потье уронил имя, пользуясь тем, что Лоран, не любивший книги, не поймет, о чём речь… Но почему Аврелий назвал Гастона — красавцем и артистом? Не потому ли, что Потье просто… разыграл представление в библиотеке? Отец Даниэль подумал, не взять ли в библиотеке другое издание «Бури», но Гораций сказал, что не нужно, он сейчас прочтёт — тут всего несколько сцен, и Дюран опустился на кровать в ожидании. Вскоре друг протянул ему книгу, сам завалившись на постель и тяжело задумавшись.

Дюран перелистал страницы.

Сын ведьмы, чудовище Калибан… «Ты добрым впечатленьям недоступен, способен лишь на зло. Тебя жалел я: но злой природы не мог добром в тебе искоренить, как ни учил. Отродье ведьмы!» «Чёрт, прирожденный чёрт! Его не изменить мне воспитаньем. Тщетно потрачены труды мои над ним. С годами он все безобразней телом, да и душа его заражена». Волшебник Просперо, и верно, оказался бессилен из злобного, мстительного и раболепного чудовища сделать человека…

Вот на что намекнул кривлявшийся Гамлет. А ведь и верно, психопатичен ли он? Возбудим — да, но отец Аврелий почему-то убежден, что Гамлет корчит из себя психа. Играет. Но почему Сильвани счёл, что де Венсан — нервозен? И почему посоветовал спросить об этом у Дюпона? Неожиданно, сквозь размышления, услышал голос друга, приглушенный и задумчивый:

— А ведь… ведь твой малыш, и верно, тоже проронил, причём в открытую. Почему я сразу не заметил? Как он сказал? «Когда человек становится безбожным — Бог кажется ему бесчеловечным…» Это Эмиль о Лоране?

Глаза их встретились и лица напряглись.

Самым красивым зданием коллегии была церковь. Ученики ежедневно присутствовали на обедне, а по воскресениям слушали проповедь. Молитву пред уроками слушали коленопреклоненно. Ежедневно, кроме того, упражнялись в религиозных размышлениях и молитве по четкам, это были так называемые «exercitia spiritualia», «духовные упражнения». Ученики должны были ежедневно испытывать свою совесть и ежемесячно ходить на исповедь. При этом Закон Божий преподавался отцом Камилем только раз в неделю, отцы-игнатианцы полагали, что этого — вполне достаточно.