Деникин не был поклонником старого строя, отлично отдавал себе отчет в его ошибках и бездарности. Считая необходимым создание во время войны сильной национальной власти, опирающейся на доверие широких кругов населения, он с беспокойством и растущим возмущением наблюдал, как царское правительство своими неразумными поступками и отсутствием творческой мысли настраивало против себя даже законопослушный элемент.
«Безудержная вакханалия, - писал он, - какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты».
И, тем не менее, до самого момента переворота он принимал только путь устранения отживших принципов и методов управления постепенным путем эволюции, а не революции. Хорошо изучив историю своего народа и близко столкнувшись с анархией 1905 года, генерал Деникин понимал невозможность внедрения в отсталой России наиболее прогрессивных форм демократии и политических свобод. А потому он знал цену мечтаниям умеренных социалистов, наивно веривших, что падение царского режима чуть ли не сразу водворит эру неограниченной свободы в стране, являвшейся почти на три четверти темной и необразованной. И немудрено, что его первая реакция на события в Петрограде сводилась к опасению, «чтобы под флагом освободительного движения грязная накипь его не помешала наступающему успокоению страны». Он хотел бы видеть в России конституционную монархию британского типа, но форма правления не играла в его мышлении доминирующей роли. На первом месте стояла Родина, которой грозила смертельная опасность от внешнего врага - германского империализма. А потому он считал необходимым продолжать войну. Временное правительство, придерживалось того же взгляда, и Деникин безропотно и чистосердечно подчинился ему. Как и весь командующий генералитет, он проявил полную лояльность в отношении нового правительства.
Но вскоре Антон Иванович увидел, что в столице параллельно с официальной властью появилась новая, неофициальная, но напористая власть Совета рабочих и солдатских депутатов, взгляды и стремления которого в корне расходились с его личными убеждениями. Он понял, что революция, уничтожив весь огромный правительственный и административный аппарат старой России, поставила Временное правительство в беспомощное положение, без исполнительного аппарата на местах, и что там, в провинции, на всем огромном пространстве страны эта образовавшаяся пустота быстро заполнялась влиянием Советов.
Наконец с возмущением и болью в сердце генерал Деникин готовился вступить в открытую борьбу с развалом вооруженных сил России. Ведь шло время, и он отчетливее сознавал, что на своем пути Россия дошла до одного из тех редких исторических перекрестков, где привычные понятия морали, закона и порядка неизбежно и со страшной силой столкнутся с несущимся вперед хаосом новых утопических идей, и что никому не удастся избежать последствий этого жуткого столкновения.
Нутром своим он чувствовал, что февральская революция, которую с гордостью тогда называли великой и бескровной, «родила бурю и вызвала злых духов из бездны».
В таких вопросах характер Деникина не допускал колебаний. Гражданский долг указывал ему лишь на один выход. И, приняв решение, генерал с твердостью держался его до конца.
18 марта Деникин получил телеграмму с вызовом немедленно приехать в Петроград для переговоров с военным министром Временного правительства. Причина вызова и цель переговоров не были указаны. Предположения, догадки и неизвестность волновали Антона Ивановича. Он выехал в столицу в ту же ночь. По дороге, проезжая Киев, он с изумлением услышал на железнодорожной станции выкрики газетчика: «Последние новости… Назначение генерала Деникина начальником штаба Верховного Главнокомандующего».
Приехав в Петроград, Деникин сразу же отправился к новому военному министру А. И. Гучкову, с которым он прежде не был знаком и никогда не встречался. В разговоре Гучков сообщил, что среди членов Временного правительства и Временного комитета Государственной думы были разногласия по вопросу о выборе кандидата на пост Верховного Главнокомандующего. Одни предлагали генерала Алексеева, другие - генерала Брусилова. Родзянко и другие были против Алексеева. Однако вопрос все же был решен в пользу генерала Алексеева. Тем не менее, считая Алексеева «человеком мягкого характера», новое правительство решило «подпереть Верховного Главнокомандующего боевым генералом в роли начальника штаба», и выбор пал на генерала Деникина.
Читать дальше