Ону приходит, рассказывает. Я категорически отказываюсь…»
Его удручала мысль, что из-за семьи он принужден принимать «милостыню» (его собственные слова) от Великобритании. У Деникина буквально ничего не было. Дома он ходил в своей военной одежде. Выходя на улицу, надевал непромокаемый военный дождевик без погон, а голову прикрывал случайно приобретенной клетчатой кепкой.
Жена его привезла с собой кое-какое столовое серебро и хотела его продать. По мнению Антона Ивановича, на вырученные от продажи деньги семья его могла прожить в Англии месяца два-три. Вообще же он отдавал себе отчет, что стоимость жизни здесь значительно выше, чем в других странах Западной Европы. А потому пребывание свое в Англии он хотел сократить на три-четыре месяца, чтобы, наведя за это время нужные справки, перебраться в страну, где жизнь дешевле.
О материальных проблемах беседовал с Антоном Ивановичем и Милюков. Чтобы на первых порах как-то обеспечить Деникина, он предлагал переговорить с заведующим выдачей ассигнований из прежних русских государственных сумм, находившихся в заграничных банках. На это Антон Иванович заявил, что об этом не может быть и речи, так как деньги - казенные, а он - частное лицо.
С Черчиллем Деникин виделся несколько раз. На следующий день после приезда в Лондон он отправился к нему с визитом в военное министерство вместе с генералом Хольманом. Затем завтракал с Черчиллем. «Несколько дам, - писал он, - моя жена, Черчилль с женой, 2-3 высших чина военного министерства. Разговоры о России, о борьбе… и, конечно, о причинах неудачи».
После завтрака Черчилль вызвал своего девятилетнего сына Рандольфа, представил его Антону Ивановичу, сказав мальчику: «Вот русский генерал, который бил большевиков». Рандольф этим заинтересовался и хотел знать, сколько большевиков генерал Деникин лично убил. Однако, получив ответ, что «ни одного», он сразу потерял интерес к своему новому знакомому.
Внимание к Антону Ивановичу русской колонии в Лондоне, вполне искреннее и сердечное, казалось ему тем сочувствием, которое приличия ради по старому обычаю выражают всякому порядочному человеку, испытавшему в жизни большое горе. Это внимание его тяготило. Никого он не хотел видеть, никуда ему не хотелось идти.
Но обо всех переменах, происшедших в Крыму, его упорно расспрашивал лидер кадетской партии профессор П. Н. Милюков. Он хотел знать, что Деникин передал Врангелю? Всю ли верховную власть, или только военную? Что скажет он, Деникин, если в один прекрасный день Врангель вдруг заключит с большевиками мир? Будем ли мы признавать врангелевское правительство, продолжал свой допрос Милюков. А если будем отрицать, то во имя какого, если не деникинского, ибо Деникин, говорил он, есть символ и знамя, которое опускать нельзя.
В ответ Антон Иванович повторил то, о чем уже неоднократно говорил после новороссийской катастрофы. А именно: что он морально разбит, что не хочет заниматься политикой и желает, чтобы его оставили в покое. По поводу Врангеля он сказал, что передал ему командование над южнорусскими войсками, что после всего происшедшего не может считать себя главой правительства, в данное время он является просто частным человеком.
Вслед затем Антон Иванович определенно и твердо заявил: «Не мешайте Врангелю; может быть, он что-нибудь сделает. Я хочу уйти от политики, не вмешивайте меня».
Эту беседу во всех подробностях записал в своем дневнике П. Н. Милюков. Его дневник находится в Русском архиве Колумбийского университета.
Со своей стороны Антон Иванович отметил разговор с Милюковым в неопубликованных заметках следующим образом:
«Посетил меня Милюков. Беседовал более часу на тему о необходимости мне принять на себя преемство российской власти Колчака и объявить об этом в соответствующей декларации. Я категорически отказался.
– Что же теперь будет? Ведь к власти придет Керенский…
Я усомнился в подобном исходе. Во всяком случае, я лично устраняюсь.
– Тогда, по крайней мере, не делайте заявлений о своем отказе от преемства…
– Никаких заявлений вообще я не намерен делать. Верховной власти от Колчака я не принимал, следовательно, и отказываться не от чего.
Два или три раза мы еще переписывались с Милюковым по текущим делам, в частности обменялись взглядами на выступление в то время Польши. Милюков вскоре переменил тактику, отнесясь с осуждением к белому движению, и я порвал сношения с ним».
Невзирая на расхождения с Врангелем, генерал Деникин в отзывах о нем был безупречно корректен:
Читать дальше