Александр Домовец - Гатчинский бес

Замолчав, он помазал кусок буженины хреном, положил на ломоть черного хлеба и принялся угрюмо жевать. Сергей последовал его примеру. Молча же выпили по рюмке, а там и стерляжья уха подоспела – наваристая, янтарная. Тарелки опустели быстро. Готовили у Варгина хорошо и, как выяснилось, дурное настроение аппетиту не помеха.

– Хуже всего, что нет в наших случаях никакой логики, – заговорил Болотин, вытирая губы салфеткой. – А коли нет логики, то нет и понимания, чего еще ждать. И от кого. Не знаешь, с какого бока щит подставлять. Нынче утром генерал телефонировал обер-прокурору, доложил о новом происшествии. Константин Петрович обеспокоился чрезвычайно. Он также считает, что у всех случаев единая причина. Приказал удвоить бдительность и эту самую причину из-под земли достать. Велел передать, что рассчитывает на вас, на ваш ум и наблюдательность.

– Вот спасибо, – пробормотал Сергей. И трех дней в Гатчине не прожил, а уже раз десять пожалел, что не отказался от поручения, которое непонятно как исполнять. Набросал вчера у пруда пару этюдов, – вот и вся радость. Но разве его сюда послали за этим?

Сергей чувствовал себя не в своей тарелке. Энергичная натура отставного гусара, привыкшего скакать, нападать и рубить сплеча, требовала решительных действий. А с действиями в Гатчине было туго. Сидеть за обедом с Болотиным и обмениваться умозрительными версиями, болтать с хозяйкой и Настенькой, фланировать с мольбертом на плече – это не действия. Это убиение времени. Вот разве набил морду рехнувшемуся приказчику, так то случайно вышло, да и не велика доблесть. Одна радость, – дело общественно полезное… Сергей задумчиво взлохматил пшеничный чуб.

– Вот что, Иван Николаевич, так у нас ни черта не получится, – заявил он.

– Так – это как?

– Да вот так… Гадать на кофейной гуще можно до морковкина заговенья. Надо действовать!

– Хм… Ну, допустим. А что вы предлагаете? – спросил Болотин, закуривая длинную папиросу.

– Надо хотя бы попытаться понять природу этого безумия.

– Но каким образом?

– Самым простым. Я должен встретиться с кем-то из них. С Мордвиновым, например. Встретиться и поговорить. Может, расскажет, что с ним случилось, почему мозги съехали набекрень, – пояснил Сергей.

Болотин даже помотал головой.

– Голубчик, Мордвинов же в психическом отделении госпиталя, – молвил он проникновенно. – Остальные двое, кстати, тоже. Вы как туда попасть намерены? На каком основании? Или у вас врачебный диплом за пазухой? Я уж молчу, что вряд ли помешанный сможет объяснить причину собственного помешательства. Это вообще курам на смех.

– Не попробуешь – не узнаешь, – отрезал Сергей. – А насчет основания… Вы начальника госпиталя знаете?

– Ивана Трофимовича? Знаю, конечно. И что?

– А вот поговорите с ним. Скажите, мол, приехал из провинции дальний родственник, художник. Случайно узнал, что одного из солдат недавно разбило сумасшествие и загорелся нарисовать лицо безумца, глаза… Это, кстати, в самом деле чертовски интересно. Нельзя ли на часок пропустить в палату – неофициально, само собой. А я уж отблагодарю. Пожертвование сделаю на госпиталь или просто приглашу отужинать в хорошем месте – разберемся… Ну что, договоритесь?

Подполковник задумался, поскреб затылок.

– Не скучно с вами, – наконец сказал он со вздохом. – Ладно, попробую договориться. Мысль настолько бредовая, что аж интересно.

Сергей ухмыльнулся.

– Вроде бы нынче ночью тоже кто-то бредил. Бесовское одержание и вообще, – напомнил он.

Болотин нахмурился и укоризненно покачал головой.

– Да, друзья! Не перевелись еще на Руси истинные мужчины, способные защитить общественный порядок и спасти даму! Сергей Васильевич не только обезвредил безумца, но и буквально вырвал из его лап всем нам известную Лидию Евлампиевну Сахарович! Я подробно пишу об этом в сегодняшнем номере своей газеты. Предлагаю тост за гостя и временного участника нашего сообщества господина Белозерова!

Бокал редактора «Гатчинской мысли» Девяткина, шипя шампанским, звонко ударился о бокал Сергея. Остальные бокалы охотно присоединились. Авдотья Семеновна с гордостью смотрела на жильца, словно сама его родила, воспитала и благословила на подвиг.

Сергей мог бы сказать, что никто госпожу Сахарович не спасал, что она сама преотлично себя спасла, изукрасив рожу приказчика длинными ногтями… А смысл? Болотин совершенно справедливо заметил: назвали героем, так терпи.