Борис Акунин - Внеклассное чтение. Том 1

— Ну, а если ему моченой в соли семихвосточки мало будет, — сладко сказал Маслов, — то у Мартына для таких молчунов еще тисочки есть знатные, на чувствительные отростки фигуры. Такому кобелю, как Пикин, в самый раз будут. Запоет соловьем.

При чем тут тисочки и почему Прохор Иванович назвал преображенца кобелем, Митя не понял. Если ругаются, то обычно говорят про плохого человека «пес» или «собака». Если совсем осерчают — «сука».

— Сначала мы с Мартыном его в мягкость введем, — объяснял далее тайный советник. — Ты пока в тайнике посидишь. Видал в гостиной зеркало? Оно с той стороны пустое, и преотлично всё видно. А как Пикин дозреет, крутить начнет да юлить, я тебя кликну. Освежишь ему воспоминания. Не робей. — Начальник Секретной экспедиции щелкнул Митридата по носу. — Им, голубчикам, теперь не до того будет, чтоб с тобой квитаться. Только не струсь.

Легко сказать «не струсь». Стоя в каменном закутке за зеркалом, Митя чувствовал себя не как привык — маленьким взрослым среди больших детей, а крошечной щепочкой, которую закрутил-завертел злой водоворот. Сколько ей, бедной, ни тщиться, самой из сей пучины не выбраться и ее неведомых законов не познать.

Когда тайный советник наконец ввел в гостиную вытребованного капитан-поручика, Митя уже весь извелся. Прохор Иванович хвастал, что к нему никто опаздывать не смеет, загодя являются, а Пикин посмел — чуть не на полчаса припозднился.

— Вот и славно, драгоценный Андрей Егорыч, что вы к старику заглянули, не побрезговали, — фальшиво добродушным голосом приговаривал Маслов, ведя гостя к креслам.

— К вам, ваше превосходительство, попробуй не приди — в цепях приволокут, — ответил злодей.

Через стекло было хорошо видно, как блеснули в беззаботной улыбке белые зубы.

— Ну уж так-таки в цепях. Наговаривают на меня злые языки, — хохотнул начальник Секретной экспедиции. — В цепях ко мне государственных преступников водят. Вы разве из их числа?

Пикин дерзко глянул на тайного советника сверху вниз.

— Государственный преступник — фигура непонятная. Бывает, что сегодня ты преступник и на тебя охота, а завтра, глядишь, всё поменялось: охотники, что тебя атукали, сами в железах.

— Про охотников это вы интереснейшую аллегорию привели, господин капитан-поручик. — Маслов за рукав повел офицера к нужному креслу. — Присаживайтесь, нам найдется, об чем потолковать.

Гвардеец поклонился:

— Благодарю. Но при столь высокой особе сидеть не смею.

— Так я сам тоже сяду. Прошу покорно запросто, без чинов. Сами видите, не в кабинете принимаю, в гостиной. Стало быть, вы для меня гость. Пока что.

Последние слова были произнесены совсем другим тоном, и бровки Прохора Ивановича грозно сдвинулись. Однако Пикин и тут не испугался.

— Все же с вашего позволения постою, — ухмыльнулся он. — Я ведь нынче в кордегардии копчусь. Всю задницу отсидел.

— Нет уж, садитесь, весьма обяжете! Маслов схватил преображенца за обе руки, стал усаживать насильно, будто чрезмерно радушный хозяин.

Сейчас тебе отсидевшую задницу-то разомнут, злорадно подумал Митя. Будешь знать, как люстры рушить да детей в колодец кидать.

Упрямый капитан-поручик садиться, однако, не желал, и из-за этого у них с Прохором Ивановичем образовалось подобие танца — так и топтались, так и кружились на месте.

Вдруг Пикин подхватил старика под мышки и швырнул в мягкое кресло.

— Сам сиди, старый чорт! Наслышан я про твое угощенье! Митька Друбецкой мне рассказывал, как ты его учил про царицу не злословить!

Маслов хотел подняться, но бесшабашный капитан-поручик двинул его кулаком в лоб — его превосходительство плюхнулся в кресло.

Что ж это делается! Митя сбоку видел обоих: и скалящегося Пикина, и осовело хлопающего глазами тайного советника. Ах, наглец!

— Ты меня попомнишь, — сказал гвардеец, пошарил руками по креслу и нашел спрятанные за спинкой ремни. — Вот так, ваше превосходительство. И ножки пожалуйте…

Где, шишки еловые, механизм-то? Должно быть, тут.

Подошел к деревянному стулу, потыкал туда, сюда и обнаружил-таки рычаг.

Вжик! На груди Прохора Ивановича сомкнулись стальные полосы.

Щелк! Кресло медленно поползло под пол. Тут до Мити дошло, что сейчас может воспоследовать. Мартын-то не поймет, чья ему спускается филейность. Как начнет охаживать!

— Засим остаюсь покорный вашего превосходительства слуга, — шутовски поклонился оглушенному Пикин. — Не смею далее обременять своим присутствием. Служба.