Борис Акунин - Внеклассное чтение. Том 1

— Нужно от Пикина признание. С него и начнем, ибо из всех он — персона наименее значительная.

— Не будет он себя оговаривать! — вскричал Митя. — Зачем ему?

— Не зачем, а почему, — назидательно сказал Маслов. — Причину, по которой Андрейка Пикин мне всю правду скажет, я тебе сейчас покажу. Пойдем-ка.

Из кабинета он повел своего маленького сообщника в другую комнату, немногим просторней, однако обставленную с некоторой претензией на уютность: у стены примостилась козетка, и даже с вышитыми подушечками, в углу висело тускловатое зеркало, а подле стола с кокетливо гнутыми ножками стояли два кресла — одно деревянное и неудобное, зато другое мягкое и покойное, похожее на глубокую раковину.

— Тут у меня гостиная для приватных бесед с высокородными особами, нуждающимися в отеческом вразумлении, — хитро улыбнулся Прохор Иванович, да еще подмигнул. — Дорогого гостя, а бывает, что и гостью, сажаю с почетом. — Он указал на кресло поудобней. — Сам же довольствуюсь сим скромным стулом и ни за что его не променяю на то мягкое седалище.

— Почему? — удивился Митя, попрыгав на пружинистом сиденье. — Тут гораздо лучше.

— Это как посмотреть.

Тайный советник нажал рычажок, спрятанный в ручке деревянного стула, и из подлокотников гостевого кресла вдруг выскочили два металлических штыря, сомкнувшись перед Митиной грудью. Вскрикнув от удивления, он вынырнул из-под них на пол и отполз от бешеного кресла подальше.

— К чему это?

— А к тому, душа моя, что взрослый человек, в отличие от ребенка, освободиться из сих стальных объятий никак не может. Я же еще и ремешками пристегиваю — наверху и у ног, чтоб без дрыганья.

— И что же дальше?

— А дальше вот что.

Маслов повернул рычажок еще раз, и кресло вместе с квадратом паркета поползло вниз. Однако утопло в дыре не целиком — верхняя половина спинки осталась торчать над полом.

— Ух ты! — подивился Митя. — Но зачем нужно это инженерное приспособление?

— Сейчас покажу. Посмеиваясь, Прохор Иванович взял гостя за руку и повел из комнаты в узкий коридорчик, оттуда по винтовой лестнице в подвал. За железной дверью располагалось безоконное помещение с голыми каменными стенами. Посередине торчал деревянный помост, на котором Митя увидел нижнюю часть спустившегося сверху кресла.

От стены отделилась сутулая тень — длиннорукий человек в засаленном камзоле, со сплетенными в косицу желтыми волосами.

— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул он оглушительным голосом. — А кресло-то пустое! Нет никого! Это как?

В руке у громогласного Митя разглядел плетку с семью хвостами и поежился. Вон оно что…

— Это экзекутор, — объяснил Маслов. — Имя ему Мартын Козлов, а я зову его Мартын Исповедник. Орет он оттого, что глух как пень. Это для секретных дел качество преполезное.

Повернулся к экзекутору и тихо сказал, явственно шевеля губами:

— Проверка, Мартынушка, проверка. Работа ближе к вечеру будет.

— А-а, — протянул длиннорукий и кивнул на Митю. — Это кто, родственник ваш?

— Внучок, — не моргнув глазом, соврал советник и потрепал Митю по волосам. — Иди пока, Мартын, отдыхай.

Подвел Митю к помосту, стал показывать.

— Гляди, сиденье с кресла снимается. Вот так. Потом с попавшей в сей силок особы стягиваются портки или же задирается платье, это уж смотря по принадлежности пола. И начинается работа. Я увещеваю в верхней комнате, словами, и с надлежащей вежливостью, ибо персоны-то всё непростые, благородного звания. А Мартын увещевает снизу. Иной раз, — Прохор Иванович подмигнул, — и согрешишь, если баба нестарая да в обмороке сомлеет. Спустишься, снизу на нее поглядишь. Больше ни-ни, упаси Господь. Ну рукой погладишь, это бывает.

— Их вон той плеткой секут, да? — боязливо показал Митя на страшное семихвостое орудие.

— Когда разговор легкий — к примеру, с дамой по сплетническому делу — то прутиком. Если же надо от человека ответ на важный вопрос получить, то, бывает, и семихвосткой. Покается твой капитан-поручик, как на исповеди.

Митя вспомнил, как Зефирка преображенца за палец цапнула, а тот решил, что крыca, и все равно нисколько не испугался, руки не отдернул.

— А если не расскажет? Пикин, он знаете какой.

Спросил больше для порядка. Сам-то, конечно, понимал, что расскажет Пикин, никуда не денется. Один раз, тому три с лишком года, Митю тоже высекли. Братец Эндимион подстроил: разбил каминные часы, а свалил на маленького, благо тот еще пребывал в безмолвии. Митя хотел снести муку стоически, как Муций Сцевола, да не вышло — орал от боли благим матом. Так то розги были, и секли легонько, по-детски, а тут вон как. Всё на свете расскажешь.