Борис Акунин: Внеклассное чтение. Том 2

— Знаю, отче, — ответил ровным голосом очкастый Иннокентий. — Мера длины, равная четырем километрам.

— Всего получается сорок тысяч километров, то есть длина экватора, а стало быть что? Правильно, бесконечность, — назидательно сказал Сысой. — Вот какой бесценный совет дал мне мой друг Николай Александрович Фандорин.

Келейник бросил на Нику благоговейный взгляд и низко поклонился.

Момент был идеальный для того, чтобы завести разговор о деле, но тут в дверь заглянул седовласый скептик.

— Минуточку! Почему этот милиционер пролез без очереди?

Пришлось выйти. Оно и к лучшему: Николас был записан последним перед обеденным перерывом, так что обойдется без посторонних ушей.

Сидел на скамье, ждал, против воли прислушиваясь к разговору.

— Святой отец, у меня беда, — рассказывала женщина жалобно. — Ужасная болезнь, современная медицина бессильна. Болезнь Альцгеймера, слышали? Попросту говоря, старческое слабоумие.

— Знаю, знаю, — прогудел Сысой. — Как у Рональда Рейгана.

— У кого? — удивилась паломница. Муж нервным голосом подсказал:

— Бывший американский президент. Ну, голливудский актер. Помнишь, он в Москву приезжал, мы на прием ходили. Ты еще платье его жены всё разглядывала.

— Нет, забыла…

Последовала пауза, прерываемая сморканием и всхлипами.

— Ой, — вдруг всполошилась женщина. — Извините, отче, я забыла серьги снять! Сюда ведь с бриллиантами наверное нельзя, тут святое место! Сейчас, сейчас сниму!

— Пустяки, — успокоил ее Сысой. — Не такие бриллианты, чтобы от них святости была помеха. Каратика полтора? Нестрашно. Ты, раба Божья, дело говори, а то у меня обед скоро. Плоть нам от Бога дана, ее беречь нужно.

— Спасите меня, отче! Мы все медицинские средства перепробовали! Я по три часа в день кладу эти… ну, перед иконой! Жертвую деньги, много. Уговорила вот мужа, чтобы к вам привез. Про вас чудеса рассказывают! Мне всего шестьдесят лет, отче…

— Шестьдесят четыре, ты забыла, — поправил муж.

— Да-да, извините, шестьдесят четыре! Наследственность плохая — с матерью было то же самое. Ее последние годы были чудовищны! Она пела детские песенки, по телевизору смотрела только мультфильмы про Чебурашку и Винни-Пуха. Я не хочу превращаться в идиотку! Лучше руки на себя наложу, чем буду, как мать!

Фандорин слушал жалобы несчастной и по профессиональной привычке думал, что бы ей посоветовать. Не так-то это было просто, а Сысой вот нисколько не затруднился.

— Руки на себя накладывать нельзя — это грех, — строго сказал он. — Даже и не думай. Жизнь для того Богом и дана, чтобы прожить ее всю, до старости, какая уж кому досталась. А болезнь Альцгеймера — это особенная милость от Господа. В младенчестве у человека душа постепенно просыпается, к телу привыкает, а в старости, наоборот, отвыкает от плоти, ко сну готовится. Да к какому сну-то — который и есть истинное пробуждение. Смотри, как твоей матери повезло. Она и не заметила, как от этой жизни к следующей перешла. И с тобой то же будет. Так что участь твоя легкая, завидная. Чем плохо — мультики смотреть? Вот кому тяжело будет, так это близким твоим, кто тебя любит.

Раздались быстрые шаги. Из кельи вышел седовласый. Лицо у него дрожало, и Николас понял, что этот человек действительно любит свою расфуфыренную старуху. Уж непонятно за что, но любит.

— Пойдем, Зина, — сказал мужчина. — Я тебе говорил — пустая трата времени. Пятьсот километров сюда, столько же обратно. Поедем с тобой в Швейцарию. Я читал, там новое лекарство нашли, «амилдетокс» называется.

Женщина безропотно поднялась и вышла, однако лицо у нее было уже не плаксивое, а задумчивое.

Седовласый же всё не мог успокоиться. Сердито жестикулируя, сказал Сысою:

— Чушь это, святой отец! Капитуляция перед самим собой и перед жизнью. Меня, например, смерть если и возьмет, то на полном скаку — рухну, как из седла! Видали мышцы? — Он задрал рукав кашемирового свитера, показал крепкую, жилистую руку. — Я с сорока лет, когда впервые почувствовал, что молодость уходит, взял себе за правило каждое утро делать часовую зарядку, и чтоб непременно сорок отжиманий. С тех пор каждый год по одному отжиманию прибавляю, назло старости. Сейчас вот делаю шестьдесят шесть, а с первого января перейду на шестьдесят семь. Да еще штангу качаю, в проруби зимой купаюсь. Думаете, легко? Трудно, и с каждым днем все труднее. Когда-нибудь во время зарядки сдохну от разрыва сердца. И очень этим доволен!

Сысой вышел из кельи, сцепил пальцы на большом животе.