Анна Павловская - Мария, дочь Бургундии

В Дижоне он познакомился с каким-то чиновником, рассказал о своих планах, не раскрывая личности того, кого собирается отравить. Этот его новый знакомый отправился в Италию, чтобы купить яд. Кустэн, получив яд, вернулся в Брюссель, где в это время находился герцогский двор. При этом он бросил своего приятеля, не сдержав обещания найти ему хорошее место. Все это очень странно. Конечно, известно, что Италия и Испания – страны яда, но при необходимости его и здесь достать можно, невелика редкость. И зачем было привлекать какого-то неизвестного? Тем более что он его в итоге и выдал, приехав во Фландрию за обещанной наградой. Кустэна схватили по приказу Карла. А потом и казнили, хотя Филипп и пытался спасти его жизнь.

Известно, что перед смертью Кустэн сделал на исповеди какое-то страшное признание. Оно так поразило священника, что он позвал Карла Смелого и попросил Кустэна повторить сказанное. Никто не слышал, о чем шла речь, они стояли в стороне, но их было хорошо видно. Говорят, что, услышав признание, Карл отшатнулся, страшно побледнел и несколько раз перекрестился. После чего Кустэна отвели на казнь. Карл никому, насколько мне известно, не рассказал об услышанном. У правителей есть свое бремя, которое, увы, им часто приходится нести в одиночку. Но, думаю, он знал о причинах смерти Беатрис, о покушении на его жизнь и о других смертях, случившихся в те годы, больше, чем другие.

И гибель вашего деда, самого Карла, разве она не удивительна? Дело в том, что даже в наше ужасное время есть определенные правила ведения войны. Правители такого ранга, как Карл, носят знаки отличия, чтобы даже в пылу битвы можно было заметить их среди других воинов. Ни один рыцарь не поднял бы руку на правителя такого уровня, каким был ваш дед. Его противник Рене Лотарингский устроил ему пышные похороны, оказывая всевозможные почести.

Что касается рядовых воинов, в данном случае обвиняют швейцарских наемников, они интересуются не честью, но наживой. И в этом случае живой герцог Бургундии дал бы им больше, чем мертвый. Да, конечно, они завладели его имуществом, большая часть которого потом была у них изъята. Но живой герцог, да еще и такой! Это же огромный выкуп, который, не сомневаюсь, за него заплатили бы его жена и дочь, даже если бы им пришлось продать все, что только можно. Ни один наемник, не говоря уже об обычных воинах, не будет убивать правителя такого масштаба. Конечно, во время битвы бывают случайности. Но тело герцога было изрублено на куски. Значит, либо он снял опознавательные знаки, сознательно желая умереть, – в это я не поверю никогда, у него было слишком много честолюбивых планов на жизнь, – либо он был сознательно убит кем-то, кому за это заплатили. Или кто хотел его убить.

Я уже не буду говорить ничего о гибели вашей матери. Превосходная наездница, с малолетства выросшая, можно сказать, в седле, находившаяся на своем любимом коне, спокойном и послушном. Как могло случиться то, что случилось? Да, конечно, всегда может произойти непредвиденное несчастье, случай, неудача. Но тут как-то уж больно все совпало. В последние месяцы ваша мать была явно чем-то удручена. Все списывали на смерть ее малютки, вашего младшего братца Франциска. Но уже прошло время, более того, не все об этом знали, но уж я-то была в курсе, она ожидала новое дитя. Все складывалось удачно, но казалось, что что-то ее угнетает. Она ничего не рассказывала, но я-то знала ее лучше других. Какие-то странные письма, которые она сжигала, подозрительные люди, с которыми она встречалась один на один. Что-то происходило, а она прятала все в себе, не делилась ни с кем, ни со мной, ни с мачехой, которой доверяла полностью, ни с мужем, который был ей так близок. И вдруг – внезапная гибель, неудачное падение с коня. Нет, ее убили, вот что я вам скажу!

Все эти странные смерти окружали нашу жизнь в те годы. Но уже совсем поздно. Не хотите ли вы спать, дитя мое?

Уже была глубокая ночь. Несколько раз меняли свечи и приносили теплое пиво для мадам де Альвен. Маргарет согрелась и забыла о нападении. Ее увлекла история жизни ее матери. Люди, события, интриги – все связалось в единый узел. Многое ей становилось ясно, но еще больше запутывалось. «Рука Господа хранит меня. Я разберусь», – думала Маргарет.

– О нет, я совсем не хочу спать, мне хорошо, – возразила она. – Я так рада, что мы наконец-то можем вволю поговорить. Все это для меня очень важно. Но у меня по-прежнему есть один вопрос, одно сомнение. Моя мать. Она предстает в рассказах как нечто эфемерное, неземное и воздушное. Я не вижу ее живой и реальной женщиной. Неужели у нее в жизни не было ничего, что было таким, как у всех, реальным и живым? Какие-то слабости, недостатки, наконец? Она же была земной, а не небесной Марией.