Кристиан Жак: Убитая пирамида

Пазаир обернулся, озадаченный. Этот голос…

Возможно ли?

– Вы!

Беранир и Пазаир обнялись.

– Вы… в деревне?

– Возвращаюсь к истокам.

– Пойдемте под смоковницу.

Двое мужчин расположились на низких сиденьях под большой смоковницей, где в тени отдыхали старейшины. На одной из ветвей висел бурдюк с прохладной водой.

– Помнишь, Пазаир? Ведь именно здесь я открыл тебе твое тайное имя после смерти твоих родителей. Пазаир, «провидец, тот, кто различает вдали»… А ведь совет старейшин не ошибся, дав тебе его. Чего еще хотеть от судьи?

– Я перенес обрезание, селение подарило мне мою первую набедренную повязку, я отбросил игрушки, отведал жареной утки и пригубил красного вина. Какой чудесный праздник!

– Мальчик быстро стал мужчиной.

– Слишком быстро?

– У каждого время идет по-своему. У тебя юность и зрелость уживаются в одном сердце.

– Вы же меня воспитали.

– Ты прекрасно знаешь, что нет; ты сделал себя сам.

– Вы научили меня читать и писать, вы дали мне возможность познать закон и посвятить ему жизнь. Если бы не вы, я стал бы крестьянином и с любовью пахал бы землю.

– Ты человек другой породы. Величие и счастье страны зависит от того, какие у нее судьи.

– Быть справедливым… это ежедневное сражение. Кто может похвастаться, что всегда побеждает?

– Ты хочешь этого, вот что самое главное.

– Наше селение – тихая гавань; эта досадная тяжба – исключение.

– А разве тебя не назначили смотрителем хлебного амбара?

– Управитель хочет, чтобы я занял пост управляющего полем фараона, чтобы избежать конфликтов во время сбора урожая. Мне это совсем не нужно и, надеюсь, этого не случится.

– Я в этом уверен.

– Почему?

– Потому что тебя ждут другие дела.

– То есть?

– Я приехал с поручением, Пазаир.

– Дворец?

– Суд в Мемфисе.

– Разве я нарушил закон?

– Наоборот. Вот уже два года, как чиновники, наблюдающие за сельскими судьями, составляют лестные отчеты о твоем поведении. Тебя назначили в провинцию Гизы на место умершего судьи.

– Гиза, так далеко отсюда!

– Несколько дней по реке. Ты будешь жить в Мемфисе.

Гиза, знаменитейшее место, Гиза, где высится Великая пирамида Хеопса, таинственный жизненный центр, от которого зависит гармония всей страны, гигантский памятник, куда может проникнуть один лишь царствующий фараон.

– Я счастлив в своем селении; здесь я родился, здесь вырос, здесь тружусь. Уехать отсюда – слишком большое испытание.

– Я поддержал твое назначение, так как считаю, что ты нужен Египту. Не такой ты человек, чтобы руководствоваться эгоистическими интересами.

– Решение окончательное?

– Ты можешь отказаться.

– Мне надо подумать.

– Тело человека больше хлебного амбара, и в нем бесчисленное множество ответов. Выбери верный. А неверный держи взаперти.

Пазаир направился к берегу. В этот момент на карту была поставлена его жизнь. У него не было ни малейшего желания отказываться от своих привычек, от мирных сельских радостей, от фиванских просторов ради того, чтобы затеряться в большом городе. Но как сказать об этом Бераниру, человеку, перед которым он преклонялся? Он поклялся откликнуться на его зов, невзирая на последствия.

По берегу реки величаво ступал большой белый ибис с черными перьями в хвосте и по кромке крыльев. Гордая птица остановилась, опустила свой длинный клюв в ил и обратила взгляд на судью.

– Птица Тота выбрала тебя, – раздался хриплый голос пастуха Пепи, отдыхавшего в тростнике. – У тебя нет выбора.

Семидесятилетний Пепи был по натуре ворчлив и не любил ни в чем себя стеснять. Одинокое существование среди животных казалось ему верхом блаженства. Не желая подчиняться ничьим приказам, он ловко орудовал своей сучковатой палкой и умел вовремя укрыться в зарослях папируса, когда в селение, как стая воробьев, слетались сборщики налогов. Пазаир решил не вызывать его в суд. Старик не терпел жестокого обращения с коровой или собакой и охотно брался проучить виновного, поэтому судья считал его в некотором роде своим помощником.

– Приглядись к ибису, – настаивал Пепи, – длина его шага – локоть, символ правосудия. Да будет поступь твоя столь же пряма и тверда, как у птицы Тота. Ты ведь уезжаешь, правда?

– Откуда ты знаешь?

– Ибис летает далеко в небе. Он указал на тебя.

Старик встал. Его кожа потемнела от ветра и солнца, на нем была только тростниковая набедренная повязка.

– Беранир – единственный честный человек, которого я знаю. Он не пытается обмануть тебя, не желает тебе зла. Когда станешь жить в городе, опасайся чиновников, придворных и льстецов: их речи несут в себе смерть.