Стасс Бабицкий - Гремучий студень

– А я и не скрываю своей ненависти, – она яростно топнула каблучком. – Вы такой умный и проницательный. Неужели не понимаете? Неужели вам нужно все объяснять? Это бомбисты Бойчука кинули три бомбы в открытые окна конторы обер-полицмейстера на Волхонке. Это его люди убили моего жениха!

Лукерья почти прокричала это, а потом резко сорвалась на шепот:

– Нельзя сказать, что я любила его, но все-таки, приятные чувства…

– Вы сказали – убил? Стало быть, Прохор Степанович…

– Скончался в больнице. Вы не читали в «Известиях»? В некрологе нет ни слова про взрыв, но…

Она отвернулась и заплакала.

– Луша…

Сыщик обнял ее вздрагивающие плечи. Девушка доверчиво потерлась затылком о его небритую щеку, прижалась всем телом. В ее движениях было столько робости, обычно не присущей этой взрывной и решительной особе, что Мармеладов на секунду растерялся и замер, не находя нужных слов.

Именно в эту секунду и распахнулась дверь.

– Фу-ты, ну-ты! – прошипела Серафима. – А я гляжу, у вас тут и без кипятка пар идет!

Мармеладов приложил палец к губам, но служанка сделала вид, что не заметила. Она поставила на стол кружку с горячей водой и сложила руки на груди.

– А я-то думала, в их-ституте благородных девиц обучают манерам. Аль она у тебя вовсе и не благородная?

Лукерья испуганно всхлипнула и отвернулась, спрятав заплаканное лицо на груди сыщика.

– Аль она у тебя уже и не девица?

Уши журналистки горели, как грозди калины в морозный день.

– Да что ты лаешь, выжига? – нахмурился Мармеладов. – У нее жених погиб.

– Это чего ж получается, один прахом пошел, сразу кинулась нового искать? – не унималась прислужница. – Слышь, скавалда, а чего ж ты к непутящему-то притянулась? Аль получше кавалеров не нашлось?

Рыдания все-таки прорвались наружу и Лукерья застонала в голос.

– Мать честна! Ты чего ж, и вправду плачешь? – всплеснула пухлыми руками Серафима. – А я-то, дуреха, тебя по кочкам несу… Ну все, все. Москва слезам не потакает. Пойду уж, поищу пирога для тебя, горемычная.

Дверь она закрыла со всей возможной осторожностью, чтобы лишний раз не стукнуть.

Лукерья робко отстранилась от сыщика.

– Не смотрите на меня сейчас, Родион Романович. Через минуту я приведу себя в порядок. Платок ваш будет окончательно испорчен, – она продолжала всхлипывать, но в голосе уже пробивались первые всходы новой бури, – но вы сами виноваты. Довели до истерики! А я не плакса какая, за все это время ни слезинки не проронила. Крепилась, как могла. Но нет же. Надо было вам ворваться в мою душу со своими бесцеремонными расспросами.

Сыщик стоял у стола и раскладывал листы протокола в нужном порядке.

– Иной раз и поплакать полезно, – пробормотал он.

– Какого лешего вы это сказали? – а вот и буря, как по заказу. – Полезно поплакать? Серьезно? Вы так снисходительны, г-н Мармеладов. Конечно, мне полезно поплакать, ведь я всего лишь женщина. У нас же у всех глаза на мокром месте! Чуть что – слезы, причитания. По-другому же мы не умеем, да?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Московская уличная игра, популярная в те годы. Правила простые: водящий крутится на одной ноге, остальные подбегают и пытаются сорвать с него шапку. Кто сорвал – тот и победил. Но если водящий осалит нападающего другой ногой, тот занимает его место.

Это не тот граф Толстой, о котором все сейчас подумали. Дмитрий Андреевич Толстой, министр народного просвещения Российской империи с 1866 по 1880 годы.

Голубика (устар.)

Обманщик (франц.)