Джон Карр - Скандал в Хай-Чимниз

Деймон взглянул на руки и сжал их в кулаки.

– В конце сорок шестого года, ночью, в вилле разыгралась ссора. Что было ее причиной, мы не знаем и до сих пор, но закончилась она двумя убийствами. Любовник Гарриет Пайк получил пулю в живот из многозарядного пистолета – так называемого револьвера. В него выпущены были все пули, но в цель попала только одна. Вилла стояла в стороне от других домов и услышать выстрелы могла только служанка. Она, однако, – единственный свидетель – была задушена.

Казалось, какие-то мрачные тени проникли в комнату.

Клайв бросил через плечо быстрый взгляд на дверь в библиотеку, к которой он сидел спиной. Затем он вновь посмотрел на Деймона.

– Вы говорите, что выстрелы были сделаны из револьвера? – спросил Клайв. – Девятнадцать лет назад?

– Да. Вы думаете, это оружие – новое изобретение?

– Не то, чтобы совсем уж новое, но все-таки...

– Я имел в виду не револьвер с металлическими патронами, мистер Стрикленд. Это, действительно, новое – можно сказать, новейшее – изобретение. У меня самого лежит в столе такой револьвер на случай, если в дом заберутся воры.

Деймон потянулся к ящику стола, но так и не открыл его.

– Дело выглядело очевидным. Власти хотели, чтобы процесс над этой женщиной послужил примером и предостережением всем остальным. Вести обвинение было поручено мне. В свою защиту Гарриет Пайк могла только утверждать, будто в ту ночь ее не было на вилле. Да, но где в таком случае она была? Отвечать на этот вопрос она отказалась. Она лишь упрямо твердила, что ее любовник соблазнил горничную и, видимо, между ними возникла ссора, что стреляла горничная, а умирающий еще успел, должно быть, задушить ее. Полагаю, вы сами понимаете смехотворность этой сказочки, которую никто не принял всерьез.

Я тогда переживал довольно трудное время: моя первая жена умерла незадолго до этого. Я был, однако, еще молод и считал своим долгом убедить суд в полной неправдоподобности истории, рассказанной Гарриет Пайк. Мне это удалось.

Лишь после вынесения приговора мне начало казаться, что я проявил излишнее рвение, внеся, быть может, в зал суда горечь, владевшую мной после смерти жены.

Когда я вошел в камеру смертников, чтобы повидать эту женщину, то сделал это не потому, что был очарован ее внешностью – это я могу утверждать самым решительным образом. Дело в том, что в течение всего процесса она смотрела на меня таким взглядом, словно хорошо знала меня. Я и сейчас вижу, как она глядит на меня со скамьи подсудимых.

Потом выяснилось, что она и впрямь кое-что знала обо мне. По ее словам, ей приходилось читать о тех процессах, которые я вел. Подробнее расспросить ее мне не удалось, потому что она упала передо мной на колени и рассказала теперь уже совершенно новую историю.

Согласно этой истории, у Гарриет Пайк был ребенок – примерно того же возраста, что и мои дети. Это оказалось правдой. Связавшись с последним своим любовником, она поручила ребенка заботам одной портнихи и когда только могла навещала его. Это тоже правда.

В ночь убийства, по ее словам, она была у ребенка. Это будто бы могла засвидетельствовать портниха. Однако, если бы она рассказала об этом на суде, это погубило бы впоследствии будущее ее ребенка. Только теперь страх смерти перевесил все остальные соображения.

Портниха действительно подтвердила рассказ Гарриет Пайк, но ее показаниям трудно было поверить, поскольку и сама она была женщиной весьма сомнительной репутации. Во всяком случае министр внутренних дел ей не поверил. Мне не удалось добиться пересмотра дела, и Гарриет Пайк была повешена.

Деймон умолк. Откинувшись на спинку кресла, он опустил руки на стол. Лицо его не выражало никаких чувств.

– Стало быть, вы считаете, что Гарриет Пайк говорила правду? – спросил Клайв.

– Никоим образом, – ответил Деймон.

– Это была неправда?

– За исключением того, о чем я уже упомянул, все было ложью. Я, однако, представьте себе, поверил ей. Поверил в эту сказку и верил в нее почти двадцать лет, пока три месяца назад не узнал правду.

Деймон говорил со все возрастающим волнением, не отрывая взгляда от зеленого абажура лампы. Его слова казались бессвязными. Было такое впечатление, что он говорит сам с собой:

– Дочь Гарриет Пайк, как бы то ни было, родилась бы в грехе, но я верю, что можно было бы избежать самого худшего. У любого из них троих могли бы возникнуть проблемы, если бы правда вышла наружу. И все же, если бы Гарриет Пайк была невиновна...