Прошлый раз, в феврале, в Мечетинской, армия тонула в грязи. Теперь - дорога сухая, станица - зеленая. Остановились у иногородних. Хозяева не любезны. Отворачиваются и ворчат что-то под нос. На стенах фотографии матросов. "Что это у вас матросы?" -спрашиваю я хозяйскую дочь, намазанную городскую проститутку. "
не висеть-то? народ веселый",- хихикает она…
Опять чай, молоко, разговоры о Новочеркасске…
"Неужели поедем?" - "Черт возьми, хоть от вшей освободиться, да снарядов не услышишь".- "А знаете? полк. Корнилов [67]с 19 офицерами из армии убежал".-"Ну? куда?"- "Не знаю. Ночью на подводах, с пулеметами куда-то свистнули. Офицеры все - из штаба, из контрразведки. Их догоняли, ловили - не поймали".- "А многие бегут из армии, прямо на Ростов, на Новочеркасск".-"Да… А я вот вам штуку расскажу. Здесь на площади баб как пороли, интересно. Когда большевики пришли, они вместе с ними потребительскую лавку разграбили. Ну, а после, у кого какую вещь найдут - на площадь, заголяют, сами казаки порют, а кругом хохочут" .
На улицах Мечетинской также ходят вооруженные казаки. И старые и малые - все поднялись. Несколько раз выбивали они большевиков из станицы и опять отдавали. Но теперь положение крепнет. Весь Дон всколыхнулся. Освобождается округ за округом. Казаки гонят красных из станиц. Комиссаров сменяют атаманы.
Едем на Маныцкую. Все знают, что из нее на пароходе по Манычу и Дону в Новочеркасск. Чувствуется близость отдыха, все мечтают, что не услышат больше приближающегося свиста снарядов, трещащего переката ружей, стонов и переменят одежду, сплошь покрытую вшами.
День прожили в Маныцкой. На другой - погрузка.
У берега Маныча - большой белый пароход, к нему прицеплена баржа. Раненых несут на руках, на носилках. Больные, легкораненые сами ковыляют, хромают. Пароход - погружен, засвистел, выпустил клубы черного дыма, поплыл…
Раненые сидят, лежат на палубе; бледны измученные лица; усталые глаза; шинели и разные шапки - все рваное, грязное, измятое; ноги некоторых обвязаны тряпками вместо обуви.
Пароход выходит из желто-грязного Маныча в сине-голубой Дон. Дон сильным разливом затопил луга, леса. Речной простор его так широк, что глазом не окинешь. Плывем мимо древней столицы казаков - станицы Старо-Черкасской. Здесь хранятся цепи Степана Разина.
Бегут берега, посвистывает пароход - подходим к Аксаю.
"Господа, немцы! Смотрите, немцы!" - кричит раненый. Все метнулись к борту. Рядом с пароходом, на его волнах - плывет, качается лодка. На веслах в серой форме с красными околышами-два немца. На руле-барышня в белом.
"Вот сволочь!" - качает головой раненый…
"Как неприятно все-таки. На Дону - немцы!" - говорит другой. "Это что же, союзники иль победители?" - криво усмехается старый капитан.
Пароход свистит, причаливая к Аксаю. На берегу - немецкие часовые. Офицер, в светло-сером, почти голубом мундире, с моноклем в глазу, отдает им какие-то приказания. Часовые стоят как деревянные, с откинутыми назад руками. На берегу гуляют чистенькие, блестящие немцы.
Рваные, грязные, вшивые, хромые, безрукие раненые выползли на берег. Смотрят на них. Немцы тоже смотрят и чему-то смеются меж собой.
Пароход плывет дальше. Разговоры на палубе смолкли. Все притихли.
Далеко, на горе, горит золотом купол новочеркасского собора. Уже виден город. Подплываем к Новочеркасску. Причалили к берегу-улице…
Шедший народ останавливается. Смотрят на нас. С палубы кто-то махнул платком. Но толпа - случайная. Расходятся по своим делам.
На берег никого не пускают. "Почему?!" - "Да что это такое?!" - волнуются раненые.
"Господа, оказывается, нас не ждали здесь. И потому нам, по крайней мере, день придется пробыть на пароходе. Доктор Родзянко поехал к атаману поговорить о нас" ,- заявляет офицер из начальства.
Одни злобно ругаются. Другие - молчаливо задумались. Но раненых, могущих идти, удержать нельзя.
Обвязанные грязными бинтами, хромые, рваные, с тряпками, мешочками, с палочками, они уже сошли с парохода и ковыляют, идут в город.
На улицах прохожие останавливаются, удивленно смотрят на оборванцев и осторожно спрашивают: "вы кто такие? откуда?" - "Корниловцы, из похода вернулись".-"Ааа!" - тянут прохожие, спокойно ускоряя шаг.
Мы дошли до той же грязной гостиницы "Лондон", где останавливались, приехав в Новочеркасск. Сняли тот же скверный номер. В комоде, в столе - бумаги. Читаю - бумаги красноармейцев, какие-то рапорта, условия службы… "Что это за бумаги? Большевики, что ли, жили?" -спрашиваю я вошедшего лакея. "Да… жили здесь два командира ихние" ,- нехотя отвечает он.
Читать дальше