Андрей Воронов-Оренбургский - Когда оживают легенды

Что ни говори, а жизнь в этих краях значимо меняла людей. И Полли, день за днем путешествуя по дикой стране, начинала понимать, чту способна делать с человеком нетронутая природа. Пожалуй, впервые девушка сумела четко осознать заметную перемену между мужчиной и женщиной здесь, на Западе. Там, на далеком, понятном с детства Востоке, женщины в семье всегда держались на равной ноге со своими мужьями, а временами даже и брали над ними верх. На Западе она вспомнила дымные бивуаки Миссури, Небраски, Дакоты, слабая половина во всем полагалась на своих мужчин. Здесь они охотились на зверя, добывая пищу, рубили дрова, таскали каноэ на своих плечах, дрались с врагом, любили женщин, и в каждом поступке, движении, помысле их ощущалась какая-то превосходная степень, уверенность, сознание собственных сил и многое другое, чего раньше Полли никогда не замечала за мужчинами. Ей остро припомнились эти люди с холодными глазами, с жесткими складками морщин, одетые в куртки из звериных шкур… В памяти почему-то всплыл тот зверобой, что окликнул ее вопросом на сентлуисском пароме, может быть потому, что в ее путешествии он был первым подобного рода. От него терпко пахло костром, псиной и путом, тем, чем, как теперь понимала Полли, пах истинный Запад. Его леггины и набедренная повязка из толстой полосатой байки на индейский манер оставляли открытыми ягодицы, от крепкого солнца такие же бурые, как и потертая одежда из оленьей кожи. И он не смутился, увидев ее смущение, напротив, участливо улыбнулся, как бы говоря: “Добро пожаловать, мисс, в страну бизонов. Запад покажет вам не только голый зад, но и свой хищный оскал”.

Девушке вдруг отчаянно захотелось прижаться к сильной мужской груди, ощутить покой и заботу, уверенность в своем шаге… и она вновь вспомнила о Джоне. Сердце повторно ущипнул легкий холодок сожаления, что всё так глупо случилось. Краткое пребывание в Монтане, а главное, обратный путь не сулил ничего хорошего. “Господи, я как ребенок, сама себе заморочила голову бегством на Запад…” Усиливая свое беспокойство женскими вопросами, она против воли загнала себя в угол. Перед глазами ясно рисовалась дальнейшая судьба – полная несчастий, подстерегающих одинокую путешественницу.

Полли решила помолиться перед сном и почитать Писание, когда грохот и шум внизу заставил ее вздрогнуть и насторожиться…

Салун сотрясали крики и выстрелы в потолок. Несколько мужчин под прицелом ружей втолкнули в зал закованного в кандалы Черного Орла.

– Смотрите! Это он! – восторженно и злобно крикнули у стойки.

Наступила тишина. До крайности возбужденная толпа, затаив дыхание, уставилась на знаменитого вождя вахпекуто. Кэнби по-медвежьи, вразвалку подошел к пленнику, зло улыбнулся ему в глаза, цыкнул сквозь желтые прокуренные зубы:

– Вот ты и попался, сын пьяницы!

Толпа завороженно выдохнула: начало было многообещающим. Блаженно ощущая нутром немую поддержку сограждан, Кэнби нагнулся и легко подцепил стволом револьвера тяжелую цепь кандалов:

– Хм, да эту птичку кто-то окольцевал до нас! – он повернулся к Адамсу, беспомощно полулежащему на лавке, и отвесил ему низкий, намеренно неуклюжий поклон.—Уж не вы ли, мистер Паркер? Ну и хитрец же вы! Фургон с золотым песком против чечевичной похлебки, вы утерли бы нос и самому хитроумному Янгу! 85 Взрыв глумливого хохота засвидетельствовал, что остроумие верзилы с Миссури оценено по достоинству. Тот, окончательно преисполнившись сознанием собственного могущества, снисходительно поднял руку, призывая к порядку. В голосе его зазвучали нотки босса:

– Друзья, случается время, когда не до шуток. Нынче оно пробило! Собственно, что я хочу? А вот что! Я предлагаю, джентльмены, судить его как принято у нас – по закону Линча! Ведь все мы в долгу у этой собаки?!

Стены содрогнулись от свиста, улюлюканья, визга, топота.

– Верно, Кэнби! С краснокожими нельзя церемониться!

– Другого эта мразь не заслужила! Так сказал бы и сам Коди! 86

Торговец взмахнул руками, как ветряная мельница:

– Тогда, черт возьми, дайте место вздернуть его!

Толпа тупо шарахнулась в сторону, образовав полукруг. Кэнби перебросил через балку лассо, услужливо протянутое каким-то скотоводом. Под покачивающейся немой петлей установили табурет. Двое дюжих погонщиков, надсадно покрякивая, без промедления водрузили на него вождя.

Толпа плотнее сгрудилась вокруг импровизированной арены. Теперь она напоминала единое многоглазое животное, плотоядно напрягшееся в предвкушении острого наслаждения.