Андрей Добров - Смертельный лабиринт

Луиза коротко хохотнула.

– Вы как бабка, – сказала она. – Со мной все в порядке!

– Нет.

– Да! И хватит об этом!

Доктор пожал плечами. Спорить не имело смысла. По опыту Галер знал, что страдающие подобным недугом женщины ни за что не сознаются в своей болезни. Поэтому медицина предписывала врачу вести себя с ними спокойно. Надо было отвлечь девушку, переменить ход ее мыслей.

– Интересно, сколько здесь комнат? – произнес он.

– Что там, в следующем зале? – спросила Луиза.

Галер встал, подошел к открывшемуся проходу и вгляделся в полутьму. Напряжение и злость, которых он так боялся, медленно проходили. Он снова превращался в немногословного сухого… совершенно обычного человека. Которым на самом деле никогда не был. Но тщательно скрывал это.

– Похоже, статуя всадника у противоположной стены.

– Всадника?

– Нет… это кентавр, – поправился Федор Никитич.

– Двенадцать, – сказала девушка.

Галер оглянулся на нее.

– Почему?

– А почему вы убили бабку?

– Я не убивал ее, – устало ответил доктор.

– Кроме вас никто не мог.

– Разве? А почему не вы, Луиза? Вы ведь не любили ее. Думаете, я не заметил?

– Какое вам дело? – сердито ответила Луиза.

– Вам не жаль ее!

Луиза промолчала. Тогда Галер спросил ее тихо, глядя прямо в глаза:

– Или вы знаете, кто ее убил, но скрываете?

Девушка отвела взгляд.

– Считаете, это я? – спросила она. – А я считаю, что вы.

– Нет, не я. Может, горничная?

– Глупость! Уж я-то знаю ее с детства.

– Однако, кроме нее и нас, в доме никого не было, – сказал Галер. – Или был кто-то еще?

– Нет! – крикнула Луиза.

Потом девушка молча сидела, глядя прямо в стенку прохода. Ее большие, немного навыкате глаза не моргали, а тонкие губы были сурово поджаты. Пожалуй, действительно – никакого сходства с бабкой. Бабка была воплощением давно минувшего века – увядшая роза екатерининских времен. Луиза вела себя и одевалась проще, но не казалась простушкой по сравнению с бабкой. Ее темно-синее платье с большим отложным воротником из белого полотна сейчас было вымазано пылью, но держалась девушка так, будто на ней не было ни соринки. А баронесса была дряхлой одноглазой старухой – совсем непохожей на ту соблазнительную кокотку, как ее описывал в своих предсмертных воспоминаниях Иван Андреевич Крылов. Доктор вспомнил старый дом в Лефортово, куда баронесса привезла его из Петербурга. И ту последнюю ночь, когда она начала свой рассказ, совершенно переиначив все, что рассказывал Крылов. За окнами кабинета было темно, дождь стучал в стекла, а в камине ярко и бездымно горели березовые поленья…

Лефортово

Агата Карловна сидела в кресле с высокой спинкой, положив рукопись себе на колени, а сверху – скрюченные подагрические руки.

– Та-а-ак… – произнесла она, глядя в сторону, на огонь в камине. – Как я и говорила, Иван Андреевич – ловкач! Написано увлекательно, умно. Но тут, – она ткнула пальцем в листы на своих коленях, – тут почти все – вранье.

Федор Никитич пожал плечами. Очень хотелось спать. Дорога совершенно вымотала его, пожалуй сильнее, чем эту старую каргу. В дороге она читала рукопись без комментариев, прерываясь только на почтовых станциях – на еду и постель. Иногда подолгу задумывалась, шевеля иссохшими губами, будто что-то подсчитывала. А Галер не пытался заговорить с ней по дороге в Москву. Он остро чувствовал перемену в жизни – особенно его волновала невозможность увидеть сестру. Хотя Агата Карловна и обещала, что за ней будут ухаживать, но…

– Прежде чем взяться за дело, вы должны узнать правду, – решительно сказала старуха, взяла со столика колокольчик и позвонила. – Ну где же эта девка?

Издалека послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату заглянула прислужница.

– Чего вам? – спросила она.

– Чаю из синей банки! Да погорячее! На две персоны.

Галеру не хотелось чая. Он бы лучше лег спать, но, согласившись на предложение баронессы, сделанное неделю назад в Петербурге, возле библиотеки, где еще остывало тучное тело баснописца Ивана Андреевича Крылова, теперь не смел перечить. Служанка ушла. Баронесса помолчала, снова пожевала морщинистыми губами, а потом начала:

– Сначала я должна рассказать немного о себе. О том, как стала шпионкой Матушки императрицы. Да! Шпионство – занятие неблагородное, впрочем, выбирать мне не приходилось. Мой отец, Карл Штютте, прибыл в Петербург по приказу княгини Цербстской Иоганны Елизаветы.