Юлия Яковлева - Вдруг охотник выбегает

– Зайцев! Пьяный, что ли?

Зайцев выпустил его из объятий, чувствуя, что потянул мышцу. Коптельцев оказался увесистее, чем он рассчитывал.

– Епт. Чуть башку не расколотил тут.

Коптельцев одернул френч, оправился.

– Совсем уже не смотришь, куда прешь?

– Об какую это я хреновину перецепился? – Зайцев изобразил, что растерянно шарит взглядом у себя под ногами. А тем временем незаметно перевел ключ, добытый из кармана Коптельцева, себе в карман. Дежурный из-за стойки привстал, вытягивая шею:

– Уборщица, может, опять тряпку бросила? Бывает.

– Вы лампочку тут посильнее вкрутить не можете? В потемках скачем, – раздраженно перебил его Зайцев.

– Ты смотри, срач какой в журнале теперь, – пихнул толстую бухгалтерскую тетрадь Коптельцев.

– А мы промокашечкой сперва, – засуетился дежурный.

– Давай, Зайцев. До завтра, – буркнул, успокаиваясь, Коптельцев. И схватился за ручку двери.

– До завтра! – уже в спину сказал ему Зайцев. Похлопал себя по карманам. И негромко, но внятно произнес в сторону дежурного:

– Кепка наверху осталась.

– Ага, еще вдруг лысину застудишь, – согласился дежурный, страшно довольный своей шуткой.

Зайцев прыжками, сильно ухватываясь за перила, побежал наверх.

В кабинете Коптельцева глаза быстро привыкли к полумраку. Ночной простор над Фонтанкой казался светлым в больших окнах.

Руки двигались быстро и четко. Дыхание замедлилось, как во сне. При этом где-то на заднем крае сознания Зайцев продолжал развертывать параллельную цепочку событий: вот он идет к себе, вот отпирает опять – нельзя потратить в кабинете Коптельцева больше времени, чем на кепку; у дежурных бессознательное чувство времени и такая же бессознательно цепкая память на тех, кто входит и выходит, особенно в неурочный час. Призрачный, параллельный Зайцев стал бестолково искать кепку в своем кабинете.

Зайцев настоящий не делал ни одного лишнего движения. Оттиснул слепок на воске. Убрал отпечаток. Пригодится. На всякий случай внимательно осмотрел дверь: никаких там щепочек, перышек, волосков, бдительно пристроенных так, чтобы потом сразу обнаружить нежданный визит? Нет, Коптельцев явно ничего не опасался. Ключ мягко и сильно повернулся. Зайцев открыл дверцу сейфа.

Не папка. Стопки папок. Да, уголовный розыск работал в усиленном составе. Полгода энергично велось следствие. Свидетельство налицо. В темном брюхе сейфа не видно толком ничего. Что, если паранойя Коптельцева отыгралась внутри сейфа? Руки в перчатках начали потеть. Пора ускоряться.

Зайцев проверил, закрывает ли его дверца сейфа так, чтобы с улицы не виден был свет в кабинете. Зажег палочку карманного фонарика. Проверил, нет ли сторожевых волосков или прочей дребедени. Нет, Коптельцев и здесь не опасался чужого носа. Зайцев зажал фонарик зубами. Так лучше. Бесшумно, одним движением вынул все папки разом, плотно прижимая друг к другу, чтобы ни листочка случайно не вылетело. Присел на пол. Стал быстро просматривать.

Со страниц запрыгали слова: «террор», «террористическая группа», «антисоветский», «диверсия», «вредители», «немецкие шпионы». Он даже перепроверил обложку. Нет, точно Елагин парк. Коптельцев твердой рукой вел следствие против какого-то антисоветского заговора. И фамилии, фамилии, фамилии. И фамилия «Фирсов». Много раз. Везде. Теперь понятны их странные рожи и еще более странные тосты тогда, в пивной-чайной. Вернее, непонятны. Какой еще заговор? Не может быть.

Он услышал странный шум. Замер. Шум не стих. «Да ведь это же я дышу», – осознал Зайцев. Он заставил себя успокоить дыхание. Промокнул тыльной стороной ладони лоб. Время вышло.

– А, нашел свой блин, – подмигнул ему дежурный, подняв голову. Зайцев сдвинул «блин» на затылок.

– На себя посмотри, Кондратьев. Спокойных сновидений.

– Адье. Ой, Зайцев, погодь маленько!

«Опять какая-нибудь дурацкая острота», – подумал Зайцев.

– Ну чего еще?

– Вот, с почтой вечерней пришло. Я думал попозже разнести. Да забери сейчас, если хочешь.

Он протягивал толстенький коричневый конторский конверт.

Зайцев не ожидал никаких посланий, но виду не показал. Расписался в журнале.

Дверь хлопнула, выпустив Зайцева, впустив ночной холод.

– Возьмите, товарищ, это вас, – и протянул трубку.

Нефедов приложил ее к уху. В трубке зарокотало. Лицо Нефедова с полуприкрытыми глазками по-прежнему казалось сонным.

– Так точно, – ответил он.

Повесил трубку на рычаг.