Юлия Яковлева - Вдруг охотник выбегает

– Да что я перед вами распинаюсь. Ничего больше я вам доказывать не буду. Довольно. Вы безнадежны.

Он покачал головой.

– Да, когда я познакомился с товарищем Простаком, я подумал, что вот кого сюда надо. Но вы еще хуже, товарищ Зайцев. Что ж, одно хорошее дело вы сделаете: ваша никчемная оболочка, может, напомнит другим дуракам о прекрасной картине, которая по вашей вине сейчас отправлена в Берлин, на аукцион, а оттуда – бог знает…

Зайцев чувствовал, что ему нужно еще хотя бы несколько минут. Веревка ослабла, но узел не поддавался. Во что бы то ни стало надо уболтать Алексея Александровича.

– Чему вы смеетесь? – удивился тот.

– Вы сказали четырнадцать? Четырнадцать? – переспросил Зайцев. – Вы собираетесь делить меня на четырнадцать частей?

– Все-таки вы животное, – презрительно проговорил Алексей Александрович. – Вы с жизнью прощаетесь, но даже этот факт недоступен вашему воображению. Вам смешно. Что ж. Вначале я думал выбрать для вас центральную нижнюю сцену. Да и Ленинградский зоосад, – он обвел руками, – подходит идеально. Этот ваш Санчо Панса с тупым лицом вполне годится на роль вздернутой собаки.

«Нефедов где-то здесь?» – заволновался Зайцев.

– Но я подумал: костер заметят. Да и запах вашего жареного тела привлечет внимание. Я выбрал угловую сценку. Ах, жалко, книжечка тю-тю. А то бы я вам показал. Ну да ладно. Опишу своими словами. Нагая Артемида с нимфами. Этого добра как раз навалом. До чего доверчивый народ советские бабы… Ну а вам, товарищ Зайцев… Вы у нас комсомолец Актеон, затравленный собственными собаками. Не волнуйтесь, товарищ Зайцев. Я знаю, что у вас нет четвероногих друзей. Да и двуногих тоже. Я все для вас уладил.

Алексей Александрович наклонился над Зайцевым – заметил веревку:

– Фу, нехороший мальчик.

Он потуже затянул узел. Затем помог Зайцеву, поднял его на ноги. Зайцев попытался ударить его головой, но Алексей Александрович проворно увернулся.

– Ну-ну, не бодайтесь. Я почти закончил. Прогуляйтесь немного со мной под руку.

Он тащил Зайцева за собой.

– Вот, товарищ Зайцев. Я подумал: большой, настоящий костер слишком заметен, нам могли помешать. И я подумал: костер метафорический ничуть не хуже. Я поджарю вас, товарищ Зайцев. На ме-е-е-дленном огне.

Перед ними темнело дерево с длинным толстым суком, похожим на вытянутую в сторону руку. Или на виселицу, с ужасом осознал Зайцев: под суком на шатком брезентовом стульчике, какие обожают рыбаки и художники, на самых носках балансировал Нефедов. Руки связаны за спиной, на шее петля. Казалось, что Нефедов на цыпочках примеривается к какому-то танцу. Мальчишеское лицо было бледно смертельно.

– Собачка ваша, – ласково произнес Алексей Александрович. Он схватил Зайцева за запястья, завозился с узлом. А ногой небрежно выбил стул. Нефедов задергался в петле.

Зайцев почувствовал, что руки его свободны, Алексей Александрович не держал его. Зайцев бросился, поймал Нефедова за ноги, толкнул вверх. Удержал. Нефедов сипел. Но был жив. Руки Зайцева стали быстро наливаться тяжестью. Нефедов закашлялся. Но дышал. Зайцев думал только о том, чтобы не упустить ношу.

Алексей Александрович засмеялся.

– Я в вас не ошибся, товарищ Зайцев. Вы примитивны.

Он поднял, сложил стульчик.

– Вот видите, у вас был простой выбор: бросить вашу собачку или поймать меня. И что выбрали вы? Но я сегодня добрый. Я вам помогу исправиться. И пока вы тут стоите и обнимаетесь, как пасхальные зайчики, я пойду и спущу собак настоящих, мой дорогой Актеон. Немецкие овчарки очень не любят, когда по территории зоосада разгуливают посторонние. Прощайте.

И его шаги захрустели прочь.

– Ты меня подкинь, – прохрипел Нефедов.

– Как? Ты точнее указания свои дать можешь?

– Ну толкни. Нет, не так. За ступни.

Зайцев, пыхтя, перехватил Нефедова за ступни. Рук своих он почти не чувствовал, мышцы свело напряжением.

– Нефедов, я в цирке не служил.

– Раскорячься. Раскорячься. И вытолкни меня вверх.

Зайцев попробовал согнуть колени. Ему казалось, что они сейчас треснут и, как сломанный рычаг, обрушат его вниз. Он набрал воздух в грудь. И с криком послал свое тело вверх. Ему показалось, что тело не послушалось. Но руки разжал. И тотчас рухнул на спину.

От удара животом об сук Нефедов выругался. А потом добавил обычным голосом:

– Молодец.

Зайцев посмотрел: теперь Нефедов висел животом на суке, перегнувшись пополам, как диковинная гусеница.