Энн Грэнджер - Любопытство наказуемо

Лицо меня всегда выдавало.

– Лучше бы вы ничего не говорили, – призналась я.

– Я никогда вас не обманывал, – продолжал доктор. – В Гемпшир я поехал не ради Люси Крейвен. Я поехал, чтобы наблюдать Кристину Роуч и доложить ее брату о том, как она справляется с болезнью в необычных для себя условиях.

– Ну да, доктор, вы меня не обманывали… Но и до конца откровенным со мной не были. Вы никак не успокоили Люси, и она решила, что вас пригласили оценить состояние ее рассудка. Вы скрыли от меня важные сведения. На вас лежит грех не лжи, но умолчания. Вы имели возможности хотя бы намекнуть мне о темпераменте Кристины Роуч, предупредить меня, но вы этого не сделали. А ведь ваши слова могли бы изменить все. И почему вы допустили, чтобы хрупкую девушку, только что родившую первенца, отдали под опеку женщины с нарушенной психикой и извращенными представлениями о том, что хорошо и что плохо!

Лефевр побледнел:

– Вы очень сурово судите меня. Я знал, что Кристина Роуч непредсказуема, даже эксцентрична, но, клянусь вам, я и помыслить не мог, что она дойдет до такой крайности! – Он с серьезным видом наклонился вперед. – Как ни унизительно сознаваться, но… я ошибочно оценил ее состояние. Надо было догадаться, что болезнь способна прогрессировать. Я недооценил размеров ее мании, ибо у нее настоящая мания, одержимость респектабельностью. Надеюсь, вы не считаете, будто я участвовал в заговоре и не дал свершиться правосудию? На суде я показал, что она безумна, и не собираюсь отступаться от своего мнения… Помните, я говорил вам: не все сумасшедшие – бессвязно лопочущие идиоты. Многие выглядят такими же здоровыми, как мы с вами. Кристина Роуч из их числа. Но на трезвое осмысление своих поступков она не способна…

– Поверьте мне, – поспешно ответила я, – я вовсе не желаю, чтобы мисс Роуч или кого-то другого повесили. Не спорю и с тем, что она безумна. Совершенно очевидно, что она больна. Я никогда не забуду ее взгляда, обращенного на меня, когда она застала меня в своей комнате…

– Вам грозила серьезная опасность, – тихо сказал доктор. – И этого я никогда себе не прощу.

– Что ж, теперь забота о ней лежит на вас, и вы можете наблюдать ее сколько хотите. Я же больше не желаю о ней говорить.

Некоторое время Лефевр смотрел на меня, а затем поднялся:

– Тогда позвольте откланяться. Прошу прощения за то, что навязал вам свое присутствие.

Я позвонила Симмсу, чтобы тот проводил гостя.

В ожидании дворецкого Лефевр, неловко переминавшийся с ноги на ногу, вдруг сказал:

– Я навсегда запомню, мисс Мартин, как вы сидели на пароме, ветер трепал вам волосы и лицо у вас разрумянилось… Тогда я подумал, что вы красавица, но позже понял, что вы еще и умны. Это очень редкое сочетание!

К счастью, пришел Симмс, избавив меня от необходимости отвечать. Не знаю, что бы я ему сказала. Лефевр поклонился и быстро вышел.

Тогда я видела его в последний раз. И все же Лефевр остался в моих воспоминаниях – и он, по его словам, тоже запомнит меня навсегда. Если я вижу, как кто-то, прощаясь, машет платком, или замечаю, как на ветру покачивается белье на веревке, я сразу вспоминаю, как доктор Лефевр сидел напротив меня в купе поезда с цилиндром, обернутым шелковым платком. Как будто кто-то зажег свечу в незнакомой темной комнате… Чирканье спички, вот вспыхивает язычок пламени – и ты вдруг видишь то, о чем раньше не имел ни малейшего понятия.

Наверное, я довольно сурово обошлась с Лефевром. Его положение было не из легких. Кто откажется скрыть неприятную правду, чтобы угодить другу? Кто, не колеблясь, даст показания, способные, образно выражаясь, разворошить муравейник? Какой врач не будет осторожен в своих диагнозах? Имеет ли право врач обсуждать с посторонними своих возможных пациентов? И все же меня не покидает чувство, что доктор Лефевр в «Прибрежном» намеренно ввел меня в заблуждение.

Бен, конечно, скажет, что половина жителей Лондона обманывает и лицемерит – если не постоянно, то время от времени. Так устроен мир. Может быть, он прав. По словам Бена, перед тем как ехать в Гемпшир, он уличил одного негодяя в том, что тот намеренно оставил полуторагодовалого ребенка на вокзале Кингс-Кросс. Меня угнетает мысль о страданиях «лишних», нежеланных детей… Хотя мое воспитание трудно назвать последовательным, меня всегда любили.

Не всегда нежеланные дети живут в бедных семьях. И в богатой семье ребенок может стать «помехой». Иногда так случается после того, как один из родителей снова вступает в брак; или рождается девочка, хотя ждали мальчика. Бывает, родители разочарованы тем, что их ребенок не так красив и обаятелен, как им бы хотелось… Люси не повезло с самого раннего детства. Она осталась круглой сиротой, семейному бизнесу нужны были только ее деньги. В итоге бедняжку постоянно шпыняли, хотя из лучших побуждений и осуществляли над ней постоянный контроль.