Марта Таро - Девушка с глазами львицы

– Ваше императорское величество, позвольте бедной цыганке погадать вам.

Не дожидаясь ответа, она схватила руку императора и… ничего не почувствовала. Александр Павлович, как видно, совсем не волновался. Он был спокоен, а значит, не доступен для Лизы. Значит, нужно просто передать императору слова его бабушки.

– Я вижу, что ваш самый главный враг – он сейчас находится в ссылке – через полгода высадится на юге Франции, пройдет через всю страну и без единого выстрела займет Париж, – пробормотала Лиза и уже громче закончила: – Вы победите, но сто дней будут очень тревожными!

Лиза отпустила руку императора, скользнула за спины оторопевших офицеров свиты и, перебежав зал, нырнула в открытую из-за жары дверь террасы. В надежде, что её не догонят и она наконец-то будет свободна от обязательств, Лиза кинулась в тёмный сад. Бог спас: никто из зала не вышел, никто не стал искать навязчивую цыганку. По лестнице для слуг Лиза вернулась в дом и, поднявшись на второй этаж, прошла в то крыло, где разместили гостей. Дворецкий прикрепил на дверях карточки с именами. Листочек с надписью: «Граф Печерский» нашёлся в самом конце коридора. Толкнув ручку двери, княжна поняла, что комната не заперта.

Войдя, Лиза огляделась: вещей графа не было видно, чувствовалось, что гость сюда ещё не заходил. В гардеробной нашёлся небольшой саквояж с инициалами «М.П.». Решив дождаться Печерского в его комнате, Лиза подошла к окну и, приоткрыв створку, стала наблюдать за гостями. Теплая летняя ночь нежила разукрашенный фонариками сад. Перед домом в полосатых шатрах устроили для гуляющих буфет, и пары, не желавшие танцевать, разбрелись по саду, изредка возвращаясь, чтобы вновь наполнить бокалы.

Наверно, ей тоже надо бы немного выпить. «Так, чуть-чуть для храбрости», – размышляла Лиза. Она подошла к маленькому столику у камина и, открыв графин с бренди, выбрала на подносе один из двух бокалов. Гадая, сколько же нужно выпить, чтобы уж совсем ничего не бояться, Лиза щедрой рукой плеснула себе с полстакана жидкого пахучего янтаря и вернулась к окну, где вновь продолжила свои наблюдения. Обжигающий нёбо и язык бренди она попивала маленькими глоточками.

Окно стало для Лизы ложей театра, всё действие разворачивалось прямо перед её глазами, как на сцене: после ужина отбыл император Александр, за ним уехал принц-регент, потом до Лизы донеслось пение – в зале исполняли арии Моцарта. Ещё через час гости стали выходить из дома и выстраиваться прямо под окнами. «Фейерверк», – догадалась княжна. Все вышли смотреть фейерверк.

Лиза тоже уселась на подоконник и сполна насладилась грандиозным зрелищем летающих в чёрном ночном небе разноцветных огней. Это оказалось сигналом к окончанию праздника. Гости стали возвращаться в дом, а следом в коридоре зазвучали голоса. Говорили по-русски. Дверь распахнулась, и теперь Лиза уже не могла спрятаться в гардеробной, как хотела прежде. Остался единственный выход – притаиться за шторой. Собеседники в дверях всё говорили. Наконец граф пожелал кому-то спокойной ночи и вошёл в комнату.

Затаив дыхание, слушала Лиза его шаги и пыталась определить, что он сейчас делает. Щель между шторами явно посветлела, значит, граф зажёг свечи. Потом послышались звон стекла и плеск льющейся в бокал жидкости. «Сейчас Печерский вспомнит, что бокалов было два и начнёт искать непрошеного гостя», – ужаснулась Лиза.

Но ничего не случилось, раздался звук отодвигаемого по паркету кресла, а потом наступила тишина, и только плеск подливаемого бренди говорил о том, что граф ещё не спит.

Время тянулось бесконечно. Нога у Лизы затекла. Чуть пошевелившись, она устроилась поудобнее и бесшумно поставила свой бокал, прижав его к оконному стеклу, чтобы не опрокинуть. Бессонная ночь, волнение и изрядная порция бренди дали себя знать, и, закрыв от усталости глаза (как она считала, всего на минутку), Лиза провалилась в мягкую вату сна. Она почему-то больше не стеснялась ни своих планов, ни графа Печерского.

Ротмистр лейб-гвардии Уланского полка граф Михаил Печерский больше всего на свете боялся жалости. Поэтому и носил маску весельчака, а среди друзей-офицеров старался прослыть «баловнем судьбы». Но, оставаясь наедине с собой, граф честно принимал печальную истину: как всё началось, так и закончится. Наверно, судьба у него такая – прожить одиночкой. Так было в детстве и в юности. Так с чего же что-то должно измениться в зрелости?