Николай Свечин - Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов

– Ну-ка, ну-ка.

Он внимательно осмотрел кольца, достал из кармана пиджака блокнот, лихорадочно его пролистал, нашел нужную страницу, опять осмотрел кольца, перевел внимательный взгляд на воров и обратился к околоточному:

– Силантий Ильич, я тебя очень попрошу, помести их отдельно друг от друга и не дай возможности общаться. Я сейчас телефонирую к нам в сыскную, за ними экипаж пришлют.

В сыскной задержанных развели по кабинетам.

Судя по отобранным видам на жительство это были: санкт-петербургский мещанин Николай Васильев Петров и крестьянин Московской губернии Севастьян Иванов Краюшкин. Разбиравшемуся с задержанными чиновнику для поручений Жеребцову паспорт Петрова сразу же не понравился.

– Я думаю, вид липовый. Мечислав Николаевич, вы работайте с Краюшкиным, а я займусь его старшим товарищем.

– Ну, Савося, рассказывай.

– Чаво рассказывать?

– А как квартиры мирных обывателей обворовывал.

– Хто обворовывал, я? Да не в жись. Это, что же деятся! Мне морду бьют и меня же в полицию забирают. А того купчину отпустили! Есть справедливость али нет?

– Откуда у вас кольца, справедливый ты мой?

– У кого у нас? У меня никаких колец нету.

– А у товарища твоего?

– У какого товарища? Никакой он мне не товарищ, так, собутыльник. Познакомились в трактире, сидели тихо, мирно, водку пили. Пока энтот купчина не влез. Сначала показалось – человек хороший, угостил нас, говорит, не могу пить в одиночестве. А как три чарки выпил, так понес. Вы, говорит, меня, купца, не уважаете, вы должны мне в пояс кланяться. А кому такие разговоры пондравятся? Не сдержались мы, наша вина, разбили морду-то купчине, так и он не стоял, тоже руками махал, будь здоров. Вон, глаз один еле видит. А за посуду мы заплатим, деньги есть…

– Кто это мы?

– Ну в смысле собутыльник мой, Коля, он мне так назвался, обещал заплатить. Да и купец, как я погляжу, без претензиев?

– Чем в столице занимаешься?

– Да я только месяц, как из деревни. Торговлишка у земляков на Алексеевском рынке, я на подмоге – подай-принеси, подводу разгрузи. Пачпорт в порядке, прописка есть, все чин чином.

«Да, не хочет колоться. Что делать? Сводом законов по голове? Все равно говорить не станет – он к битью привычный. Пугать? Чем, тюрьмой? Сибирью? Так он понимает, что чем больше он скажет, тем скорее в Сибири окажется. Что же делать?»

В это время зазвонил телефон. Краюшкин вздрогнул и выпучил на аппарат глаза. Кунцевич внимательно на него посмотрел. «Месяц как из деревни, говоришь»! Поговорив по телефону и повесив рожок, спросил:

– Знаешь ты, что это за инструмент?

Севастьян покачал головой.

– Откуда мне знать? Штука диковинная. Сама звонит.

– А это такая штука, что нам помогает. Видишь эту трубку? – Кунцевич показал на слуховой рожок.

Сева кивнул.

– Вот если я ее к твоей голове приставлю, а сам тебя спрашивать буду, а ты, допустим, мне начнешь врать, то тебя из этой трубки так громом шарахнет, что мало не покажется! Подойди сюда!

Весь дрожа, Савося встал.

– Иди, иди!

Он подошел. Кунцевич приложил ему трубку к уху и сказал:

– Не веришь? Говори: воровал?

Савося оттолкнул от себя трубку и прерывающимся голосом забормотал:

– Чего уж тут… вестимо… грешен…мое дело.

Он рассказал о трех совершенных им в компании с высоким краж, назвал настоящие имя и фамилию подельника – Николай Гец. Кунцевич проверил Геца по учетам. Тот числился в их картотеке. Подельник оказался немцем, крестьянином-колонистом Новосаратовской колонии Санкт-Петербургского уезда, высланным по приговору своего общества на выдворение в Сибирь [6] По законам Российской Империи, крестьянская община могла избавиться от своих «порочных» членов, отправив их в отдаленные места Сибири. Такие вопросы решал сельский сход, и это решение утверждалось его «приговором». .

– А вещи где?

– Коля все вещи у своей сестры держит, у Катьки, где она жительствует, я знаю, покажу. Еще мы часть в ломбарды снесли, но потом Коля сказал, что полиция может в ломбарды дать знать об энтих вещах, и нас там заарестуют. Он нашел одного скупщика…

– Ладно, про скупщика потом. Поехали.

– Куда?

– Покажешь, где Катька живет. Далеко?

– Далеко, за Московской заставою.

Кунцевич открыл дверь кабинета Жеребцова.

– Аполлон Александрович, можно вас на минуточку.

Жеребцов вышел в коридор.

– Ну, как успехи?

– Пишите постановление на обыск, поедем вещи изымать.

– Вот это молодец! А мой не колется.