Елена Семёнова - Ели халву, да горько во рту

Они разговаривали уже четверть часа о самых различных предметах, а Пётр Андреевич всё никак не мог подступить к делу, ради которого искал Асю.

– Слышите, соловьи поют? – спросила она мягким, негромким голосом.

– Да, кажется в берёзовой роще… Нынче уж поздняя пора для соловьёв, они поют в мае и в июне.

– Значит, этот солирует специально для нас, – Ася укутала шею тонким шарфом, и Вигель догадался, что ей становится холодно.

– Вы замёрзли, Ася? Позвольте набросить вам на плечи мой пиджак, – произнёс он, подходя к девушке сзади, и укутала её в свой светло-сиреневый чесучовый пиджак.

– Спасибо.

Теперь он стоял прямо перед ней в белой сорочке и жилете, и почти различал черты её лица. Вигель взял Асю за руку – она была холодной – и сказал:

– Мне нужно сказать вам нечто важное…

– Так говорите, – мягко прозвучал ответ в темноте. – Я слушаю вас со всем вниманием.

– Чтобы вы ответили мне, милая Анастасия Григорьевна, если бы мне вдруг взбрело в голову сделать вам предложение?

– Если бы «вдруг» и «взбрело», то отказала бы.

Вигель рассмеялся:

– Браво! Совершенно справедливо. Ну, а если бы я сказал, что люблю вас?

– Если бы… – протянула Ася. – А вы попробуйте просто сказать, и тогда я вам отвечу.

Пётр Андреевич легко опустился на одно колено и, прижав руку Аси к груди, произнёс:

– Я люблю вас, Анастасия Григорьевна! Составьте счастье моей жизни – выходите за меня замуж!

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь трелями соловья. Затем Вигель почувствовал, как рука Аси опустилась ему на голову, и её подрагивающий голос пропел:

– Вот так – гораздо лучше.

– И каков же ответ?

– Я согласна, – тихо ответила Ася. – Я ведь почти сама напросилась. К тому же, я вас люблю больше, чем вы меня.

– Отчего вы так думаете?

– Я чувствую. Но это совсем неважно. Я в нашу первую встречу загадала, что стану вашей женой. Вот, видите, сбылось. А, может, вы передумаете? – в голосе Аси послышался шутливый задор. – Возьмите меня в секретари или помощницы. Из меня отличная помощница выйдет!

– Я не против, дорогая Анастасия Григорьевна, чтобы вы стали моей неизменной помощницей, – в тон ей отозвался Вигель. – Но помощница в ранге жены предпочтительнее просто помощницы.

Ася рассмеялась, Пётр Андреевич поднялся и обнял её:

– Венчаться будем в Иверской. Вы затмите красотой всех самых прекрасных невест, и все мне будут завидовать.

– Нет. Все будут завидовать мне!

Вигель поцеловал Асю, и она прошептала:

– Как же я ждала этого момента… Я теперь почти счастлива!

– Почему же только «почти»?

– Потому что священник ещё не объявил нас мужем и женой.

– Вы чудо, Асенька.

– Причём очень любящее вас чудо. Однако уже поздно, и мне не терпится всё рассказать Николаю Степановичу. Уверена, дядя будет очень рад за нас. И тётушка тоже.

– Несомненно!

Ася вернула Вигелю пиджак, вприпрыжку сбежала по лестнице и скрылась во мраке аллей, уходящих к дому. Пётр Андреевич хлопнул в ладоши и неожиданно для себя подпрыгнул, чувствуя огромный прилив сил и радости. Немного успокоившись, он достал из кармана блокнот, открыл страничку, на которой была изображена Ася, и поднёс рисунок к губам.

Тянул и тянул свои хрустальные рулады соловей в дальней роще, и ночная прохлада окутывала сад. Вигель хотел убрать блокнот, но выронил его. Открылась одна из первых страниц. Поднеся изображение к глазам, Пётр Андреевич вздрогнул. С белого листка смотрела на него крупными, словно иконописными глазами Ольга Романовна. Что-то кольнуло сердце Вигеля при взгляде на портрет некогда столь любимой женщины. Вспомнились их встречи, единственная ночь, проведенная вместе, мечты о венчании… Всё это с такой явственностью воскресло в памяти, точно было лишь вчера.

Пётр Андреевич не удержался, чтобы сравнить свою первую любовь с юной невестой. Нет, совсем не похожи они… Тонкая, печальная, немногословная Ольга, похожая на бесплотное создание не от мира сего, и крепкая, весёлая, говорливая Ася, полная жизни, огня земная женщина. «Лёд и пламень»…

Подумав недолго, Вигель вырвал страничку с портретом Ольги Романовны из блокнота, чиркнул спичкой, посмотрел в последний раз при ярком свете на дорогое лицо и подпалил край бумаги… Листок ярко вспыхнул, почернел и, положенный на каменный бордюр беседки истлел.

– Прощайте, Ольга Романовна, – едва слышно сказал Вигель, и в воцарившейся тишине ему послышался тихий голос Ольги:

– Прощайте, Пётр Андреевич …