1 ...6 7 8 10 11 12 ...24 А, однажды, я сам оказался невольным свидетелем разговора на эту тему между генералом Лохвицким и графом Игнатьевым.
Последний, ссылаясь на слухи, циркулирующие в Гран Кю Же (французском Генеральном штабе), задал Лохвицкому прямой вопрос:
– Неужели, Николай Александрович, вы всё ещё допускаете порку наших солдат?
– Ну, конечно, – нисколько не смущаясь, ответил ему Лохвицкий. – Вам, граф, вероятно, просто неизвестен секретный приказ великого князя Николая Николаевича, предлагающий заменить, на время войны, строгий и усиленный аресты солдат их телесным наказанием.
– Но, поймите, – пытался Игнатьев убедить Лохвицого, – мне не под силу отделить «китайской стеной» Ваши методы поддержания дисциплины среди солдат вверенной Вам бригады от глаз военнослужащих республиканской Франции, и Вам необходимо с этим считаться. К тому же, серьёзное недовольство у наших солдат вызывает разница во взглядах на войну у русского, то есть, Вашего, Николай Александрович, руководства и французского командования. К примеру, что может быть дороже для всякого человека на фронте, чем краткосрочный отпуск в тыл? Во французской армии порядок увольнения в отпуск – единый, от главнокомандующего до рядового, и при этом, неукоснительно соблюдающийся. А Вы – заперли своих солдат в лагере «Мальи» и никуда их, отсюда, не выпускаете. И это, в то время, когда Ваши офицеры, чуть ли не ежедневно, ездят на казённых французских автомобилях в Париж, а Ваш командир первого полка полковник Нечволодов каждый вечер демонстративно восседает со своими офицерами в литерной ложе театра «Фоли – Бержер».
– Солдат, ни под каким предлогом, отпускать в город я не намерен, – заявил ему в ответ Лохвицкий. – Париж полон русских революционеров, и контакт моих солдат с ними недопустим. А, что касается Нечволодова, то он всё делает совершенно правильно. Пусть наши офицеры лучше осваивают театры, чем погружаются в зловредную парижскую политическую атмосферу.
Дальнейшего их разговора я уже не услышал, так как старший адъютант штаба Особой бригады капитан Регин, которого я ожидал в помещении штаба, вернулся из какой-то вынужденной поездки и, войдя в приёмную, первым же делом, плотно закрыл дверь кабинета Лохвицкого, в котором происходила его вышеупомянутая встреча с Игнатьевым.
Я быстро решил с ним некоторые организационные вопросы, касающиеся особой роли моей роты в очередном параде, и мы разошлись.
Батюшин был прав: моё общение с Региным складывалось, на редкость, легко. Он, действительно, был очень умным и грамотным (в военном отношении) офицером, с первого взгляда понимавшим сущность любого вопроса и моментально выдававшим действенные советы по его решению. Чрезвычайно корректный, всегда подтянутый и располагающий к себе, капитан Регин, с первых дней моего появления в бригаде, установил со мной приятельские отношения. Этому способствовало, конечно, и то, что он, как и я, являлся выпускником Константиновского военного училища (правда, окончил он его лет на пять раньше меня), так как принадлежность к одному и тому же военному учебному заведению – в любые времена имело большое значение в офицерской среде.
Регин уже неоднократно помогал мне в решении отдельных служебных вопросов, и я был весьма признателен ему за это. В частности, благодаря ему, я без очереди пробился на аудиенцию к Лохвицкому в первый же день своего пребывания в «Мальи» (для решения вопроса о моём назначении с учётом поручения, данного мне Батюшиным). Правда, тогда, встреча с генералом произвела на меня удручающее впечатление…
Лохвицкий долго вспоминал просьбу Батюшина о моём назначении в штаб бригады (в целях более эффективного выполнения моей секретной миссии), затем также долго сморкался, думая о том, как бы от меня побыстрее отделаться, и, наконец, в заключение, выдал единственную фразу: «Штабс-капитан! Послужите-ка сначала на позициях… «прощупайте», так сказать, обстановку в низах, а там – видно будет… Ступайте с Богом, голубчик!».
Я не стал настаивать на выполнении Лохвицким своего обещания насчёт меня, данного им Батюшину, и не только потому, что глупо штабс-капитану пререкаться с генералом, но и потому, что мне самому было бы зазорным находиться в штабе в канун ожидаемого направления на фронт.
Да, и само поручение Батюшина мне, в тот момент, казалось нелепым и напрасным. Всё шло своим чередом, все были живы и здоровы, и дальнейшая перспектива благополучия нашей бригады не вызывала никаких опасений.
Читать дальше