Александр Омельянюк - Детство

– «Тщъ, Петь! Ты что ли больше не боишься, такие анекдоты рассказывать про руководителей нашей партии и правительства?» – приложила Алевтина палец к губам.

– «Так я же тихо, только тебе одной, на ушко. Ты ведь меня не выдашь?!».

– «Я-то, нет!» – на всякий случай опасливо оглянулась жена и посмотрела по сторонам, поняв, что из-за шума и занятости, вряд ли кто-либо из пассажиров мог услышать слова её шутника мужа.

– «Аль, смотри под ноги – здесь ступени крутые!» – указал тот жене.

Аля перестала озираться по сторонам, сосредоточившись на спуске. Но ступив на платформу и запрокинув голову вверх, начала рассматривать больше не метро, а людей, идущих по галерее над путями.

Пётр подвёл жену левее к первому вагону. Но не успели они опустить сумки на платформу, как с шумом от торможения подкатил ярко освещённый поезд метро. От такого обилия света под землёй, множества сосредоточенных и куда-то спешащих людей, Алевтину охватила неожиданная напряжённая радость, как во время кульминации какого-то праздника – не хватало только колокольного звона в ушах.

Зато в вагоне его заменил нарастающий шум, через приоткрытые окна доносившийся из туннеля. От этого женщина чуть испуганно замерла, взглянув сначала в спокойное лицо супруга, а затем и в лица других также спокойных пассажиров.

– Значит так и надо, всё нормально! – тут же успокоилась она.

– «Ой, а здесь всё по-другому!?» – кивнула она на мрачноватую в бардовых тонах станцию Красные ворота.

Через остановку они вышли на Кировской.

– «И здесь всё по-другому!?» – опять радовалась гостья столицы.

– «Да! Все станции метро разные и по-своему красивые!» – гордился Пётр метро, давно ставшего для него родного города.

– «Аль, а на эскалатор надо заходить смело и решительно!» – кивнул Пётр на, вступающих на ленту ступеней, пассажиров.

Внутренне чуть напрягшись, Алевтина сделала свой решительный шаг – даже сумки не оказались помехой.

– «Ну, вот, молодец! Здесь главное – не трусить, а делать всё спокойно и решительно! Теперь поставь одну сумку и держись рукой за поручень!» – напутствовал муж.

– «Да, всё просто… и красиво!» – рассмотрела выпрямившиеся ступени жена, переведя внимание на балюстраду с красивыми фонарями.

– «Ой, а как здесь глубоко?!» – обернулась она назад, от неожиданности чуть покачнувшись.

– «Осторожно! Лучше держись и не оборачивайся назад!» – поддержал жену, стоявший на две ступеньки ниже, Пётр.

– «Смотри под ноги и при сходе с эскалатора шагай быстрей вперёд, не задерживайся!» – указал он жене.

– «Оп!» – в ответ она ловко сошла с ленты эскалатора на каменную твердь и сделав по ней пару шагов.

– «Молодец! Правильно сделала! А то представляешь, что может получиться, если пассажир, сойдя с ленты эскалатора, остановится? Его тут же невольно сметут стоящие сзади! И давка будет! Жуть!».

– «Какой длинный коридор?!» – довольная собой и мужем, с любопытством смотрела Алевтина на левую стену тоннеля, ожидая, когда же закончится его затянувшийся левый поворот.

– «Туннель!» – поправил муж, искоса взглянув на жену.

– «Какие здесь крутые и высокие ступени?! Никогда по таким не поднималась!» – удивилась женщина, ступая с первой ступени на вторую.

– «Здесь действительно очень высокие ступени! По ним трудно подниматься даже без груза! Что-то строители тут не досмотрели!? Дайка мне одну сумку!» – забросил Пётр на плечо лямку ещё одной ноши.

– «Фу! Наконец-то мы поднялись!» – перевёл он дух, вступив на пол вестибюля.

– «А ещё говорят, что своя ноша не тянет!? А ты вон как запыхался! Давай сумку обратно!» – сняла Алевтина лишнюю ношу с плеча мужа.

– «Ну вот, мы почти дома! – вдохнул Пётр полной грудью ещё свежий утренний московский воздух – Вот за этими домами будет Сретенский бульвар, а за перекрёстком и наш Печатников переулок!» – кивнул он на небольшой квартал напротив метро.

– «А идти-то долго?» – поинтересовалась жена.

– «Да нет! Раза в два дольше, чем мы шли по вокзалу и спускались в метро! А то и меньше!».

– «А-а! Так это совсем близко!» – решительно подняла жена свои сумки.

И, переведя дух, супруги вновь двинулись в путь.

На Сретенском бульваре их взору предстала забавная картина. Лёгкий утренний московский ветерок по сухой поверхности главной аллеи, утрамбованной смесью песка с кирпичной крошкой, гонял тополиный пух, сбивая его в причудливые фигурки, скручивая в рулоны и спирали, собирая их в замысловатые колонии у бордюра и на кромках невысохших луж. Пух попадал в глаза и нос, цеплялся за ресницы и волосы, больше веселя предвкушающих скорое достижение желанной цели супругов, нежели раздражая их занятостью своих рук.