Антон Чиж - Ищите барышню, или Безжалостный Орфей

Стройная барышня в модном платье свесила холеные ручки. Из-под юбки выглядывали голые ножки, побелевшие и жалкие. Росту самого среднего, даже чуть ниже, но фигурка приятная, с чувством, и сама, наверно, симпатичная. Лицо скрывали волосы, свисавшие плотным занавесом. Шею неестественно перетягивал плетеный шнур. Другой конец его держался на картинном крюке. В гостиной горела люстра, бра пылали матовыми факелами. Висящая девушка казалась удивительно хороша и на своем месте. Как часть убранства комнаты.

– Такая красота, снимать жаль, – сказал Бублик, пытаясь заглянуть в лицо Лебедеву: прочувствовал великий криминалист пронзительную красоту момента? Страшную, но все же красоту.

Аполлон Григорьевич не был склонен баловать чувство прекрасного вообще, а в этой ситуации тем более. Рассматривая жертву, он перестал жевать:

– Поясните, с чего взяли, что это самоубийство.

На всякий случай Бублик оглянулся на чиновников за поддержкой. Те поддержали.

– Но ведь все же само собой очевидно…

– Очевидное не всегда вероятное. Покажите записку.

Пристав искренно удивился:

– Какую записку?

– Ту, что барышня написала, прежде чем руки наложить. С чего вдруг в петлю полезла. Кто виноват. Кого она ни в чем не винит. И тому подобное.

– Эх, Аполлон Григорьевич, не хуже меня знаете, что предсмертные записки только в романах пишут. А в жизни… – Бублик печально вздохнул. – Не спала всю ночь, случился нервный надрыв, схватила веревку, что под руку попалась, и конец. Жалко дурёху, молодая еще, глупая. Одни любови на уме. Какие там записки.

– Выходит, в гостиной осмотр провели.

Пристав несколько смутился:

– Сами понимаете… Обязаны были… Правила требуют… Вдруг еще жива…

– Пустяки. Обождите там… – Лебедев взмахнул чемоданчиком, словно поставил жирную точку. Бублик не стал испытывать судьбу. Отступил и дверь притворил. Только щелку оставил, чтобы наслаждаться работой истинного профессионала.

За могучей спиной подробности не увидеть. Роберт Онуфриевич как ни старался, так и не смог понять, что же ищет великий человек. Лебедев внимательно осмотрел пол под жертвой, что-то делал с ее руками, изучил стену за ее спиной и лишь тогда раздвинул волосы. Издалека приставу были неясны черты, вроде личико довольно смазливое. Приподнявшись на носках, криминалист осмотрел шнур, на котором повисла несчастная, зачем-то пошел к окну и там что-то вынюхивал. Вернувшись к чемоданчику, достал термометр и замерил температуру тела. После чего не угомонился, побродил по комнате, внимательно глядя на пол, заглянул под тахту и особо тщательно осмотрел поднос с чайником, чашкой и крохотными канапе. Закончив церемонию, он через дверную щель поманил пристава.

Пристав не мелочился, изображая невинность, а честно выскочил из укрытия. Он предвкушал, как оформит самоубийство без лишней канители.

– Ну как, Аполлон Григорьевич, убедились?

– Почти наверняка.

– Вот видите… Вот и славно… Ну, мы тогда быстренько… С вас только подпись…

– Ее повесили мертвой.

Бублику показалось, что ослышался. Он переспросил.

– Судя по температуре тела, она умерла примерно три-четыре часа назад, – отчеканил Лебедев. – После чего ее повесили на крюке от картины. Шнур был срезан вот с того ламбрекена. Видите, левая штора висит прямо. Чем было совершено убийство, сказать не могу, нужен осмотр. Нож и огнестрельное оружие можете исключить.

– Как убийство… – пробормотал пристав, в глазах которого в пух и прах разлеталось такое милое дело, а не то чтобы ножи с револьверами исключать. Выходило, что на участок вешалось тяжкое преступление. Так ведь его раскрывать потребуется!

– Но, может быть… – все-таки попытался спастись Бублик.

– Нет, Роберт Онуфриевич, не может, – припечатали его. – Человеческое тело очень живуче. Сопротивляется гибели как может. Если бы барышня полезла в петлю сама, на полу остались бы непроизвольные следы ужина. С этим ничего не поделать. Спасаясь от удушья, она царапала бы стену и ломала ногти. На обоях никаких следов, ногти целы. На шее и лице нет характерных для асфиксии признаков. Далее…

– Но позвольте хоть…

– Чтобы забраться на такую высоту, нужен стул или табурет. Если бы сама повесилась, мебель валялась бы под ногами. Но ее нет. Далее… Шнур аккуратно срезан. Где ножницы или нож? Или в последние мгновения жизни она наводила порядок? Нет, острые предметы валялись бы тут, на ковре. Но их нет.

– Это ужасно, – сказал Бублик, думая о своем.