Евгений Сухов - Стальная память

Зинаида Степановна подошла к порогу, за которым слышались громкие веселые голоса, никак не вязавшиеся ни с нынешней военной порой, ни с ранним утром.

– Кто там? – спросила она.

За дверью послышался веселый задорный смех, и голос соседки произнес:

– Вставай, Зина. Победа!

– Не может быть! – воскликнула Зинаида Степановна, хотя, конечно же, весть, что принесла соседка, была вполне ожидаемой.

– Может, Зина, может! Просыпайся, наконец!

– Сейчас, сейчас, – суетливыми дрожащими руками Зинаида Степановна отомкнула самостоятельно защелкивающийся английский замок – вещь в городских домах не частая, но только не в бывшем купеческом доме на улице Баумана, где проживали люди, имевшие в городе какое-то положение и достаток, – и широко открытыми глазами воззрилась на соседку: – Это правда?

– Да правда, правда, – заверила Зинаиду Степановну соседка. – По радио только что передали. Вот радость-то какая!

Еще через четверть часа гудел уже весь дом. Люди запросто заходили друг другу в квартиры, поздравляли с победой, плакали, смеялись.

Как только рассвело, все высыпали на улицу, где уже было полно народу. В одно из раскрытых окон недалеко от Дома печати кто-то выставил патефон и завел пластинку с джаз-оркестром Утесова. И начались танцы! Мужчин, конечно, было немного, так что женщины и девушки танцевали друг с другом.

Когда взошло солнце, из Дома печати раздалось сообщение Левитана о победе, а затем звуки патефона, крутящего одну за другой пластинки с танго и фокстротами, заглушили бравурные аккорды духового оркестра. И гуляние продолжилось. В танцах кружилась уже вся улица: танцевали старики и старушки; невообразимые па выделывали вездесущие ребятишки.

Чуть ли не касаясь крыш домов, пролетел самолет, сбросив тучу листовок с сообщениями о победе. Бумага не успевала опуститься на землю: ее на лету с радостными криками расхватывали высыпавшие на улицу люди и зачитывали друг другу сообщение, хотя помнили его чуть ли не наизусть.

Ближе к обеду зазвучал цирковой марш. Взоры собравшихся устремились к началу улицы, где появились цирковые артисты в ярких нарядах. Вначале, разрезая толпу пополам, браво вышагивали жонглеры с булавами и кольцами. Пара гимнастов в обтягивающем трико почти беспрерывно и неустанно исполняла сальто вперед. Здоровенный мужик в полосатом трико и с усами, закрученными кольцами, ехал на открытой повозке, которую тянула холеная лошадь. Мужик высоко подбрасывал и ловил гири, будто это были не пудовики, а надувные мячи с ручками. А за повозкой величаво вышагивала гора, слегка покачиваясь, будто бы на волнах. Когда гора приблизилась, то оказалось, что это был огромный белый слон, на спине которого восседал мужчина в наряде клоуна с большим воротником-жабо и приветливо кланялся направо и налево. Это был заслуженный артист РСФСР Юрий Владимирович Дуров, цирковой артист, клоун, продолжатель династии цирковых дрессировщиков Дуровых. Его труппа, выступающая со зверями, давала с конца апреля представления в средневолжском здании деревянного цирка на Банном озере, и многие горожане уже успели посмотреть эти представления.

В этот день бесплатно работали оба кинотеатра на Баумана, центральной улице города, – «Электра» и «Родина». Показывали «Боевой киносборник № 12» и «Чкалов». А один из кондитерских магазинов недалеко от здания Госбанка, закрытый все четыре военных года, вдруг неожиданно распахнул тяжелые дубовые двери и стал торговать не какими-то там карамелями, а самыми настоящими шоколадными конфетами!

Под вечер солнце скрылось за тучами и как-то сразу заметно похолодало; дунул северный ветер, тотчас застудив собравшихся. Зинаида Степановна и ее соседка вернулись домой, чтобы надеть что-нибудь теплое. Недолго думая, соседка взяла с вешалки зимнее каракулевое пальто, купленное еще до войны, а Зинаида Степановна прошла в комнату к комоду, где висела теплая вязаная кофточка, и тут увидела, что ящики комода открыты и почти опустошены.

– Да что же это такое! – невольно ахнула женщина.

С замиранием сердца Зинаида Степановна бросилась к полуоткрытому верхнему ящику комода, в котором лежала деревянная шкатулка.

– Уф-ф, – выдохнула она, увидев, что шкатулка находится на месте. Но когда она открыла резную крышку, то едва устояла на ногах: шкатулка была пуста. В ней лежали золотые сережки, подарок матери, которые Зинаида Степановна сберегла даже в голодный сорок четвертый год, не поменяв их на картошку и хлеб, а еще деньги – семьсот восемьдесят рублей. Но главное – были украдены ежедневные хлебные карточки и месячные карточки на крупы, рыбу, макароны, сахар и прочие продукты. Хотя сережки тоже было очень жалко – едва ли не единственное, что осталось у нее от матери. Все было ясно: кто-то в отсутствие Зинаиды Степановны вскрыл ее квартиру, забрал приглянувшиеся вещи и опустошил шкатулку с самым дорогим, что имелось в квартире. Все прочее, что могло представлять интерес для вора, давно было обменяно на продукты, благополучно съеденные. И этот вор ни черта не разбирался в антиквариате, поскольку шкатулка в форме сундучка в верхнем ящике комода Зинаиды Степановны являлась вещицей отнюдь не простой. Шкатулка из дерева с декорированием бронзовыми накладками по углам и на крышке была изготовлена еще в начале девятнадцатого века. Причем шкатулка была английского производства и стоила, надо полагать, довольно приличные деньги. Но этого похититель (или похитители) не ведал.