Андрей Воронов-Оренбургский - Пиковая дама – червоный валет. Том третий

– А ты что?

Кречетов сцепил пальцы, чувствуя себя круглым дураком. Слышно было, как стрекочут настенные часы за его спиной.

«Кретин, отчего молчишь?! Философ! Она же откровенно смеется над тобой! Скажи хоть что-нибудь! Онемел от счастья?».

Варенька неожиданно рассмеялась, порозовев щечками, и резко поднялась со стула. Медленно она почти вплотную подошла к нему. У Кречетова захватило дух, как если бы он летел в пропасть. Впервые так близко Варенька стояла от него! Двинь рукой – и она упрется в упругую полную грудь. Шелохни ногой, и колено коснется стройного девичьего бедра. У правой ключицы, там, где начинала свой гордый подъем грудь, у нее темнела соблазнительная родинка. Снежинская, похоже, знала силу этой родинки и теперь была в декольтированном платье.

Во рту у Алексея пересохло. Чашку мелко лихорадило. Перед глазами плавал туман. Ему вновь отчаянно захотелось схватить ее и прижать к себе крепко, насколько хватит сил, но он сумел удержать чудовищный в своей мощи инстинкт желания. Закусив втянутую мякоть щек, Алексей уткнул взгляд в тусклое серебро переплетов книг, затем глаза скользнули по спасительному роялю, что черным обелиском стоял у балконных дверей, – пустое. Каждый напряженный мускул ощущал ее близость.

– Еще чаю? – Она положила руку на его плечо.

– Думаешь? – Голос его стал низким и сиплым.

– Я всегда думаю! – Барбара с наигранной обиженностью топнула ножкой. – Советую и вам того же.

– Тогда… конечно, – как под гипнозом, согласился он.

Снежинская рисованно откинула голову назад и сверху вниз посмотрела на своего гостя.

– А может быть, вина?

– Быть может. – Алешка сглотнул застрявший яблоком в горле ком. – Как вам будет угодно…

– Тогда извольте поскучать в одиночестве. Только не надо поминутно поглядывать на часы, когда клянетесь в верности навек.

Она опять погрозила пальчиком и отошла: вместе с этим пришло освобождение и к оцепеневшему Кречетову. Он незаметно с облегчением вздохнул, будто сбросил с себя многопудовый груз.

Барбара задержалась, как рыбка у приманки, перед зеркалом в коридоре. Критически осматривая себя, она ловкими движениями взбила золотистые локоны на висках. С рафинированной манерностью качнула головой, давая должную оценку своей внешности. Расправила плечи, тем самым ярче очертила грудь и с победной улыбкой посмотрела в его сторону.

– Ах, любезный Алеша, а по кому теперь траур? Я как будто повода не давала. Я если ошибусь – то первая… – Она иронично дрогнула уголком верхней губки и с укоризной заметила: – Верьте мне, я не всякого приглашаю в свой дом.

«А я не ко всякой башмаки чищу!» – хотелось в унисон бросить ему, но он лишь вежливо кивнул головой, продолжая скрытно любоваться живой красотой линий.

Бася, всласть покрутившись у зеркала, качнула бедрами. Шпильки маленьких каблучков уверенно застучали по ясеневому паркету. В целом, она осталась довольна своим видом, но что-то и не устраивало. Возможно, белые рюши на платье?

«Да… ничего себе дефиле! – Алешка усмехнулся и зачерпнул чайной ложкой варенья. – Ох уж, эти барышни… с их вечными капризами и драмами внешнего антуража. Подумали бы, милые, хоть раз о своей голове!».

Все, тем не менее, складывалось недурно, и на лицо Алексея легла тень умиротворения. Юноша поднялся со стула, подошел к роялю. Инструмент широко зевнул и обнажил длинный ряд белых зубов с черными щербинами полутонов. Подмигнув им, он размял пальцы, которые привычно обнялись со старыми друзьями клавишами. «Виноват композитор, а бьют по вам, звонкие», – бывало, говаривал в шутку Митя.

Неожиданно, словно из небытия, рядом объявилась Барбара.

– О, да вы еще и музицируете, пан кавалер?

– Отчасти…

– Забавно! Что же, маэстро, порадуйте чем-нибудь, не томите.

Он с готовностью пододвинул к роялю два стула.

– Ты тоже играешь?

– Чепуха. Это Агнешка у нас подает надежды. Прошу.

Она села рядом. И опять так близко, что Кречетова затрусило.

Пальцы, словно ловцы за жемчугом, нырнули в черно-белую рябь. Он играл свое сочинение на стихи брата, играл с чувством, медленно погружаясь в мир грез. Мир светлый и солнечный, полный чудесных ощущений. И везде рядом была она – его Джульетта.

Пожалуй, так он не играл никогда: ни до, ни после…

Ах, если бы сейчас его слышал Митя! Он был бы поражен эмоциональной игрой младшего, его порывом и страстью.

В черном зеркальном отражении рояля Алексей видел ее: задумчивую, желанную, с влажным блеском в глазах…