Александр Горский - Ловец бабочек

– Так ведь служба у них такая, вопросы задавать, – заступившись за полицейских, Казимир вдруг почувствовал себя неуютно, но все же решил довести мысль до логического финала. – Они спрашивают, им отвечают, так правда и выясняется. А как еще по-твоему, можно убийцу сыскать?

– В нашем доме некого сыскивать, – привратник решительно мотнул головой, – здесь публика почтенная проживает. А от всех этих расспросов у Ольги Никитичны головные боли сделались, пришлось за доктором посылать.

– Мое сочувствие Ольге Никитичне.

Решив, что пора заканчивать затянувшийся и не имеющий особого смысла разговор, Казимир легко перескочил через пару ступенек и помчался вверх по лестнице. Про себя он еще подумал, что головная боль – это конечно ужасно, но уж лучше пусть голова болит, как у незнакомой ему, но наверняка премногоуважаемой Ольги Никитичны, чем не болит вовсе, как теперь у бедняги Ростоцкого. Однако делиться этими соображениями Каминский не стал ни с оставшимся у дверей привратником, ни даже с пыхтящим за спиной Булаховым, посчитав данные мысли слишком банальными и незаслуживающими того, чтобы быть высказанными вслух.

Взбежав на третий этаж, он остановился перед стоящим у входа в квартиру Ростоцкого городовым и спросил, стараясь придать голосу максимально возможную пренебрежительность:

– А что, любезный, судебный следователь еще здесь?

Казимир сомневался, что городовой мог вступить в сговор с привратником, однако полицейский угрюмо осмотрел его с головы до ног точно также, как это сделал пару минут назад Колычев.

– По какой надобности? – наконец соизволил ответить служитель закона.

– Насколько мне известно, в этой квартире произошло преступление, – Каминский небрежно постучал набалдашником трости по закрытой двери, – так вот, любезный, я имею что сообщить господину судебному следователю касательно данного трагичного происшествия.

Секунду или две городовой стоял неподвижно, лишь кончики его рыжеватых усов отчаянно подергивались, должно быть реагируя на масштабные мыслительные процессы, происходящие в недрах черепной коробки стража порядка.

– А этот? – покончив с размышлениями, унтер кивнул куда-то за плечо стоящего перед ним Каминского.

Казимир недоуменно обернулся.

– Ах, этот, – бросив мимолетный взгляд на глупо улыбающегося Булахова, он вновь повернулся к полицейскому, – и этот тоже.

– Прошу, – городовой распахнул дверь в квартиру Ростоцкого и резким движением подбородка дал понять, что сам он проследует внутрь лишь после того, как это сделают стоящие перед ним подозрительные субъекты.

– Может я здесь подожду? – запоздало испугался Булахов, но в следующее мгновение Казимир ухватил приятеля за руку и втащил в квартиру. Войдя вслед за ними, городовой захлопнул дверь и защелкнул оба дверных замка.

– Стойте здесь, – сурово приказал он, отчего глядя только на Казимира, – сейчас господину следователю доложу, он решит, что с вами делать.

После того как полицейский, оставив молодых людей в передней, исчез в глубине квартиры, Булахов дернул Казимира за рукав и прошептал:

– Может, нам стоит удалиться? Пока не поздно…

– Не попрощавшись с господином унтер-офицером? – иронично отозвался Каминский, – с нашей стороны это будет не очень любезно. Да и потом, Колычев нас всех прекрасно знает, и можешь мне поверить, он с радостью и чувством выполненного христианского долга сообщит всю требуемую информацию любому полицейскому чину, который к нему обратится.

– Сволочь, – тоскливо пробормотал Булахов.

– Конечно, сволочь, – согласился Казимир, – за это, собственно, его и ценят.

Вновь послышался грохот унтер-офицерских сапог, а спустя пару мгновений в передней появился и их обладатель, вслед за которым, бесшумно ступая, возник невысокий, значительно ниже Булахова, человечек с бледным круглым лицом, на котором едва заметно проступала блеклая полоска усиков, столь редких и коротко стриженых что ее можно было даже не сразу заметить, особенно при тусклом освещении. Так же неудачны были и брови, должно быть кто-то, отмерявший положенную каждому человеку растительность на лице, опустошил содержимое некой гигантской емкости с луковицами волос, но еще не успел распечатать следующую, а посему просто потряс пустым мешком в надежде, что глядишь, что-то и вывалится. Вот что-то и вывалилось, но этого «что-то» явно не хватало для создания полноценного волосяного покрова на лице и черепе маленького человечка. Голова его была совершенно лысой, причем кожа казалась столь нежной и девственно гладкой, что Казимир даже предположил, что стоящий перед ним незнакомец всегда, даже в детские годы был лысым. Каминский даже успел представить маленького лысого мальчика, не желающего стать объектом насмешек среди приятелей-гимназистов, а посему вынужденному каждое утро проводить время перед зеркалом, прилаживая к голове нелепый парик с иссиня-черными жесткими волосами.