Иван Любенко - Убийство в Пражском экспрессе

— Позволю заметить, Антон Францевич, что это не «путешествие», а ответственное задание. И к нему надобно относиться соответствующим образом. Считаю, что лучшей кандидатуры, чем я, вам не найти, — напыщенно выговорил писатель Долинский.

— Не забывайте, друзья, что я учился на доктора. А врач очень даже может пригодиться. Позвольте мне сопровождать деньги, — скромно вымолвил бывший самарский аптечный магнат Сухарев.

Эсер Астраханский поднялся и, оглядев присутствующих, изрёк:

— Прошу прощения, господа, но мне кажется, ни один из вас не участвовал в настоящих боях. Носить с собой оружие — не значит уметь им владеть. А у меня опыт имеется. Я дрался сначала — уж простите покорнейше! — с царскими жандармами, а потом и с большевиками. И это никаким жребием нельзя устранить. Лететь должен я. И точка. Предлагаю на этом закончить ненужный спор. В Хеб вёрст сто семьдесят на автомобиле, не меньше. И кто знает, что может случиться ночью в дороге. Полемика неуместна. Еду я. На том обсуждение и закончим.

— Ну уж нет! — подскочил Милосердов. — Я тоже, если придётся, и стрелять сумею, и бомбы смогу бросать. И не хуже вашего, поверьте! Постою за матушку Россию! Нам учителям не привыкать выступать за правое дело!

— Особенно если оно большевистское, не правда ли, Павел Емельянович? — раздался насмешливый голос, и в комнате возник Ардашев.

— Позвольте, Клим Пантелеевич, кого вы имеете в виду, — напрягся бывший директор гимназии.

— Вас, сударь, вас, — Ардашев усмехнулся. — Господин Милосердов сказал правду. Он, и в самом деле, отлично владеет всеми видами огнестрельного оружия, но лучше всего — опасной бритвой. Ему нравится смотреть, как тонкое лезвие рассекает кожу, как выступают первые, точно кровавая роса, капли на разрезанной человеческой плоти. А ещё он нашпиговывает взрывчаткой посылки и книги, вставляет в граммофоны боевые гранаты, и стреляет в затылок через подушку так, что выстрела почти не слышно. Одним словом — профессионал.

Ардашев трижды с интервалами хлопнул в ладоши, точно фокусник, объявивший, что из шляпы покажется кролик:

— Прошу любить и жаловать: резидент военной большевистской разведки — товарищ Милосердов! Собственной персоной!

— Сударь, как же вы глупы! — ничуть не смущаясь, ответил директор гимназии и, оглядевшись, осведомился: — Господа, вы позволите мне вызвать этого зарвавшегося фантазёра на дуэль? Надеюсь, это не противоречит правилам нашего братства?

Никто не проронил ни слова.

Милосердов огорчённо покачал головой.

— А, впрочем, вы и этого не стоите. Соблаговолите предъявить доказательства ваших слов. А если их нет — будьте мужчиной, пустите прилюдно себе пулю в лоб. А докажите обратное — застрелюсь я. Идёт?

— Идёт. Тогда я начну с главного. А косвенные улики оставлю для чехословацкого суда.

Клим Пантелеевич положил на стол конверт.

— Перед вами предсмертное покаянное письмо поручика Бараевского, лётного инструктора из школы авиаторов в Хебе. Он послал его из Праги, куда приехал на свою последнюю встречу с этим большевистским шпионом. Господин Милосердов сумел его завербовать, обещая спасти его брата, бывшего судебного следователя, оказавшегося на территории, занятой красными. Выполняя указание Милосердова, Бараевский пронёс на территорию лётной школы бомбу с часовым механизмом, закамуфлированную под книгу. Как следует из письма поручика, пятилетний сын начальника школы капитана Ильина случайно её нашёл. Взрыв произошёл неожиданно. Пожертвовав собой ради сына, капитан Ильин погиб. От многочисленных ран скончалась и его супруга.

— Это неумелая провокация. Какие-то каракули подбросили. Да мало ли умалишённых на белом свете, Клим Пантелеевич? Небось, пьянствовал этот поручик, да и дошёл до белой горячки. Ну что вы, право слово! А казались вполне приличным человеком, — Милосердов смотрел на Ардашева, не моргая, словно колол пикой на расстоянии.

— В этих «каракулях» упомянуты инструкции по конспирации, которые вы давали поручику. Он пишет, что ещё до взрыва вы сообщили ему, что будете ждать его в пять пополудни каждый второй, четвёртый и шестой день рядом со старой липой справа от входа в синематограф «Пате» в Эдене, напротив фотографического салона. Помните?.. И угораздило же вас выбрать место напротив этого самого фотоателье? Поручик был не глуп. Он заплатил фотографу, который и снимал вас добросовестно через стекло во второй, четвёртый и шестой день недели. Эти фотокарточки аккуратно надписаны на обратной стороне, на них проставлены даты, они упакованы в конверт и отправлены в Хеб по адресу, указанному Бараевским, то есть в лётную школу.