Далия Трускиновская - Кот и крысы

Заглянул Демка.

– От Марфы девчонка прибегала, - доложил он. - Передавала его милости- пропажа-де сыскалась, и тот ховряк, которого мы вчера охлынали, цел-невредим. Ночью неизвестно откуда пешком домой шел, извозчика не было, набрел на двор какой-то дальней родни, там и заночевал. Ваша милость, мы за свои его хамовье поили, пусть бы нам возместили.

– Хорошо, я скажу господину Архарову, - пообещал Левушка.

Не успел опять вообразить себя обер-полицмейстером - в дверях возник Федька.

– Ваша милость, отвезли?

– Да.

– Как она?

– Тут же за врачами послали. Я старой княжне про тебя сказал, она вот тебе шлет, - Левушка добыл из кармана перстенек. - Денег под рукой не случилось, так с пальца сняла.

– Старуха?

– А ты бы от нее хотел?

Федька только вздохнул. Взял перстенек, надел на мизинец - вот, считай, и обручился… а медальон-то остался у поручика Тучкова!…Вон ленточка видна…

Архаров по дороге к князю Волконскому изготовил в уме краткую речь.

Он понимал, что рискует схлопотать строжайший выговор за бесцеремонное обращение с высокородными игроками, и заранее выставлял доводы в пользу своего стремительного плана.

Однако Волконский не сразу сообразил, где у Архарова уязвимое место. Он ужаснулся, увидев список изъятых драгоценностей и всплеснул руками, когда обер-полицмейстер докладывал о поимке того самого Дюкро, что ускользнул от прославленной парижской полиции. Наконец дошло дело и до другого списка.

Волконский прочитал его, шевеля губами, и произнес в расстройстве чувств:

– Ах ты Господи…

– Среди этих господ имеются невинные жертвы мошенников, приезжие из других городов, а есть и сообщники. Сие может быть выяснено лишь в ходе допросов, ваше сиятельство.

– И что, Николай Петрович, все у тебя дома?

– В третьем жилье рассажены по комнатам, у каждой двери драгуны.

– Что ж ты меня-то не предупредил?

– Не обидитесь, ваше сиятельство?

– Говори уж.

– Вашего сиятельства супруга привечала аббатишку, из тех, что новости переносит да по всем случаям советы дает. Оказался - убийца, зарезал доктора Ремизова и один Бог знает кого еще. А как знать - к ее сиятельству из французских лавок модистки приезжают, иные из них с шулерами связаны, а ушки у них - на макушке…

– Вот почему ты вчера с Лубянки утек.

– Именно поэтому.

Князь Волконский громко вздохнул.

– Все бы ничего, и благое дело вы совершили, да только вот беда - отпрыски хороших, почтенных родов в него замешались…

– Роды, может, и почтенные, а отпрыскам знакомство со Шварцем сильно не повредило бы, - рассудительно отвечал Архаров. - Будь моя воля - я бы их хоть для ознакомления в нижний подвал отправил.

– Но на то, не обессудь, уж моя воля.

– А жаль.

Помолчали.

– В лучшие дома втерлись… - понуро произнес князь. - Этот аббатишка чертов ведь со мной таково любезно раскланивался… к супруге его кто-то из теток привозил…

Архаров понял свою ошибку - не следовало заставлять Матвея исследовать мертвое тело, выковыривать накладные зубы, идти по их следу. То и не стали бы известны похождения мнимого аббата в высшем московском свете… А теперь - сиди да дрожи, какая еще знатная фамилия в этом деле выплывет, какой еще отпрыск, мать бы его, или почтенный старец вроде Захарова, ездил в Кожевники, в гости к Перрену-Дюкро…

– Так ты, Николай Петрович, шуму-то не поднимай, - попросил Волконский. - Лишнего, то есть, шуму… Ты с ними помягче.

– Да ладно уж. Раз велено - не подыму. Допрошу - и отпущу.

И Архаров в который уж раз вздохнул о Санкт-Петербурге. Там государыня страха не имела - мошенников и шарлатанов называла их подлинными именами даже и том случае, если они ранее бывали приняты в ее личных апартаментах. А тут - Москва оберегает свое надутое достоинство! Еще, может, выплывет, что этот французский каторжник, догадавшийся выбрить себе тонзуру, в чьих-то любовниках состоял!

Волконский уже принадлежал Москве. Уже воспринимал себя, как частицу Москвы. Архаров подумал, что, будь он женат, и с ним случилось бы то же. Пока муж на службе, жена от скуки ездит по родне и пьет кофей с французским галантным аббатом - что, казалось бы, невиннее? А в итоге - сплошной стыд и срам.

Очевидно, Волконскому и самому было неловко за свою просьбу.

– Кого попроще, пожалуй, и назови, - позволил он. - За кого в столице вступиться некому.

Архаров понял, что ему отдают на растерзание князя Горелова-копыто, бегство коего уже само по себе могло служить признаком вины.