Далия Трускиновская - Кот и крысы

– Вы догадываетесь, от кого сей подарок?

– Да…

– Сударыня… вы более ничего не хотите сказать?…

Тереза хотела собраться с мыслями, но что-то плохо это у нее получалось. Векселя, выданные кавалеру де Перрену, оказались у московского обер-полицмейстера - когда, как? Связано ли это с несчастьем, постигшим князя, с бегством из Москвы князя и Мишеля? Зачем прозвучало столько лжи?…

Она растерялась.

– Подумайте, сударыня, - попросил Левушка. - Я не могу требовать ответа… но несколько слов…

– Нет, - тихо сказала она. - Нет…

Левушка поклонился и вышел. Дверь лавки осталась открытой.

По пустой Ильинке уезжали в сторону китайгородской стены трое всадников - поручик Тучков в нарядном, хотя и изгвазданном землей кафтане, и двое архаровцев.

Тереза вышла на улицу и, придерживаясь за дверь, стояла довольно долго. Ей хотелось услышать безупречную тишину, означавшую, что Мишель и князь ушли черным ходом, дворами, переулками. И, коли уж не лгать самой себе, она боялась возвращаться. Страх пришел с опозданием. Страх и стыд.

Она понимала, что Мишель лгал ей, и лгал ради такой низменной материи, как деньги. И ей было стыдно за то, что она, чувствуя неладное, позволила себя поймать в ловушку. Он заставил ее оправдываться, оправданием же послужили все ее сбережения…

Она боялась, что скажет ему правду в лицо - и потеряет его навеки.

А совсем рядом ждал Левушкиного возвращения странный человек, который уже дважды вмешался в ее жизнь, дважды попытался навести в этой жизни какой-то порядок. Зачем, для чего? Этого она не могла понять - и, когда в памяти явилось тяжелое, неподвижное, насупленное лицо московского обер-полицмейстера, она прислушалась к себе - и ощутила тревогу.

Этот человек пытался лишить ее любви… Так она сейчас чувствовала.

А о том, что достойна сожаления любовь, которую можно погубить обычной правдой, она думать не желала. Мысль и чувство редко говорят слаженным хором - Тереза, стоя у дверей солнечным утром, искала определения чувству, не находила, и тревога в ее душе делалась все сильнее.

Она не догадывалась, что четверть часа назад чудом избежала смерти.

Когда Левушка, вернувшись на Ильинку, шел к Архарову докладывать о выполненном поручении, дверь кабинета сама распахнулась перед ним и оттуда выпал, словно от хорошего пинка под зад, недоросль Вельяминов. Следом вышел Шварц, поймал его за плечо и развернул к себе.

– И запомните, молодой человек, - нравоучительно произнес он. - Те мошенники, коих вы изволили опознать, схвачены и понесут наказание, но есть немало других. Не всякий раз поблизости окажутся господа архаровцы. Ступайте к вашей тетушке и никуда из Москвы не уезжайте. Теперь можете откланяться.

Недоросль попятился, потом повернулся и молча ударился в бегство.

– Такова человеческая неблагодарность, - сказал Шварц. - Он даже не поблагодарил господина Архарова за гостеприимство. Сие качество его характера тоже со временем будет вознаграждено…

Не поняв намека, Левушка вошел в кабинет.

– Передал? - спросил Архаров, глядя в бумаги.

– Поторопился? - вопросом же отвечал Левушка.

Ему показалось, что приятель жалеет о том, как распорядился ховринскими векселями.

– Нет, - подумав, сказал Архаров. - Никого там у нее не было?

– Никого, кроме крыс.

Архаров задумался.

– Ты Захара с Яшкой с собой взял? Один не мог добраться?

– Втроем веселее, - отрубил Левушка.

– Стало быть, Захарка тебя просветил…

– Просветил.

Не один лиш Захар Иванов - Федька тоже успел сообщить своему лучшему приятелю Тучкову о подозрениях насчет графа Ховрина. Но Левушка не хотел затевать малоприятную для Архарова беседу.

Обер-полицмейстер тяжко вздохнул.

– Будь что будет, - сказал он. - Коли этот графишка и есть кавалер де Берни - еще встретимся. Авось у него хватит ума убраться из Москвы, да подалее… А не уберется - пусть на себя пеняет. Я сейчас еду фрыштикать к Волконскому, заодно все расскажу. Дождись меня тут, доложишь о подробностях.

Левушка кивнул. Как если бы Архаров все еще был его командиром в Преображенском полку…

Архаров поднялся из-за стола, велел подавать карету. Дементьев подал ему подготовленные бумаги, переписанные лучшими почерками полицейской канцелярии. И обер-полицмейстер вышел из кабинета, даже не позаботившись его закрыть. Как будто оставил все дела на поручика Тучкова.

Левушка усмехнулся и сел за начальственный стол. Принял позу Архарова - с плечами, нависшими над столешницей, с набыченной головой и взглядом исподлобья.