– А вы не женаты, проктор? – как бы невзначай поинтересовалась maman , и я подозрительно покосилась на нее.
– Нет, – мягким голосом ответил Уолш. – Пожалуй, я слишком ценю свою свободу.
Я хихикнула, не сдержавшись: попытка графини сосватать вторую дочь потерпела крах на первом же этапе. Вера Алексеевна нахмурилась, доктор Уэйд и профессор Кэннон с недоумением посмотрели на меня, а Уолш едва заметно улыбнулся. Неужели он разгадал тактику maman ?
Кроме друзей хозяина дома с нами периодически ужинал студент по имени Энтони Барретт, уже имеющий степень бакалавра гуманитарных наук. Заочно рекомендуя его Вере Алексеевне, доктор Уэйд, являющийся наставником молодого человека, сказал буквально следующее:
– Мистер Барретт отличается примерным поведением и деликатностью. Я попросил его провести для вас небольшую экскурсию по Кембриджу. Если мисс Кэт и мисс Софи впоследствии изъявят желание совершить прогулку, он может их сопровождать, а вы будете совершенно спокойны за них. Узнав мистера Барретта, вы сами убедитесь в его порядочности.
На вид я бы дала Энтони лет двадцать пять, но он держался так, словно ему все сорок. Экскурсия оказалась весьма увлекательной, однако меня начала раздражать почтительная дистанция, которую этот кареглазый блондин неизменно соблюдал со мной и Катей, независимо от присутствия maman . На мой вкус он не был красивым или даже обаятельным, как Кэннон или Уолш, но благодаря ему я получила глоток свободы: Вера Алексеевна стала отпускать меня с ним даже без Кати, которая предпочитала жизнь затворницы.
На лето Энтони остался в Кембридже, и вдвоем мы исходили его вдоль и поперек, незаметно сделавшись добрыми друзьями.
До венчания оставались считанные дни. Катя старалась улыбаться, однако я видела, как она нервничает. По взаимному уговору, оставаясь наедине, мы переходили на русский язык.
– Ты вряд ли его полюбишь, да?
Сестра быстро взглянула на меня. Мы поднялись к ней в комнату сразу после завтрака, чтобы невеста примерила свадебное платье – скромное, но элегантное.
– Не говори этого при maman . Я вообще не уверена, что любовь существует. Я сейчас не о нежной дружбе, соединявшей maman и papa , – поспешно добавила Катя, – и не о глубоком уважении, которое я питаю к Томасу. Я говорю о страсти, от которой якобы теряют голову. По-моему, такая любовь бывает только в романах.
– Если доктор Уэйд не вызывает у тебя желания, что вполне объяснимо, это еще не значит, что испытать настоящую страсть невозможно.
– Ты-то что знаешь о страсти? – невольно рассмеялась Катя. – Ты, случаем, не влюбилась в Энтони?
Я насупилась:
– А что, если влюбилась?
– Чушь! Томас полагает, что Энтони – гомосексуалист. Maman это не нравится, но она считает, что пусть уж лучше ты проводишь время с ним, чем тебя соблазнит какой-нибудь первокурсник. И я с ней согласна! Сейчас молодежь не думает о будущем, лишь о сиюминутных удовольствиях.
– Ты говоришь о сексе?
– Заметь, это ты произнесла это слово.
Катя снова переоделась в будничное платье-рубашку.
– Но разве не страсть толкает девушек на такие отношения с мужчинами?
Когда тебе всю жизнь внушали, что до свадьбы нельзя помыслить даже о поцелуях, обсуждать тему свободной любви, не сгорая при этом от стыда, было весьма затруднительно.
– Нет, дорогая Сонечка, это не страсть, а естественная физиологическая потребность. Как у животных. По-моему, это мерзко.
– А по-моему, мерзко то, что тебе придется спать с доктором Уэйдом! – выпалила я и ушла в свою комнату.
Достав из-под подушки оригинальное издание «Алисы в Стране чудес», я листала книгу, пока не наткнулась на сложенный вдвое листок – стихотворение, написанное мной в прошлом месяце. Я никому его не показывала, ведь эта вырванная из тетради страница хранила тайну моего сердца.
В очередной раз я пробежала глазами по строчкам, которые знала наизусть:
Слова и музыка, и ветер:
Ночь урагана и Шопена.
– Пора! Проснись же! – день ответил
Забытым голосом Биг Бена.
Экзамен памяти – насмешка.
Я снова делаю ошибки.
Алиса, как и Белоснежка,
Ждет поцелуя, не улыбки.
Мой друг чеширский, я устала
Тебя угадывать в прохожих.
Одной улыбки слишком мало,
И слишком много их похожих.
А дождь всё тот же, как нарочно,
Но сад теперь совсем безлюдный.
Вернуться – в сущности, не трудно.
Вернуть – уже едва ль возможно…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу