Марек Краевский - Крепость Бреслау

Часовой заскрежетал большим кольцом, отрезав вход, через который сюда проникли.

Лехнерт указал на стоящий всего в нескольких шагах от них мотоцикл цундапп с боковой коляской:

— Я могу вам одолжить мой мотор, капитан. — Лехнерт последовательно использовал военное звание, а не полицейское. — Быстрее не доедете.

— Благодарю, господин лейтенант. — Моку не давало покоя слово «джентльмен» и фигура Цыпионки.

Он увидел своего учителя гимнастики: его торчащие усы, лысую голову, расплющенные ушные раковины и манеры английского лорда. Сказал задумчиво:

— Профессор Цыпионка сказал бы: «Прошу прощения за свою гордыню».

— Не понимаю, кто бы это сказал?

— Кто-то не из этого мира. — Мок сел на сиденье мотоцикла, повернул ключ на баке и толчком запустил двигатель. — Кто-то из мира мертвых. С Елисейских Полей. Вы знаете, почему я всегда вне дома хожу в костюме? Попросту оказываю честь этому городу. Так как до обеда я всегда сижу в галстуке, оказываю честь Тому, кто дает мне пищу. Глупая привычка. Здесь должно ходить в звериных шкурах и с дубинками.

Франц с трудом взгромоздился в коляску и поблагодарил Лехнерта, снимая на некоторое время железнодорожную фуражку с угловатой головы.

Лейтенант не заметил этого. Он думал о старом щеголе, который всегда проявлял уважение к городу Бреслау, независимо от того, в какой форме он существует, независимо от того, кто им владеет, не важно, в каком будет он виде: настоящий, подземный или мнимый. Он думал также о своей дочери, которая пару недель назад в недалеком Охлау стала военной добычей людей с монгольской складкой на лбу. Ей было столько же лет, сколько девушке, спасенной в Дрездене капитаном Моком.

До подземной Гогенцоллернплац, откуда должен вести туннель до подвала дома на Викторияштрассе, 43, доехали через десять минут езды в оглушительном реве двигателя, умноженном пустыми коридорами.

Вдруг они увидели импровизированный шлагбаум и неприязненные лица в касках Вермахта.

Запыленный костюм Мока и фотография на полицейском удостоверении, мало напоминающая прототип, произвели на командира взвода капрала Хелльмига определенно меньшее впечатление, чем пропуск, выписанный капитаном Спрингсом.

Мок — к раздражению Хелльмига, ненавидящего иностранные языки, — как пароль и отзыв подал латинскую максиму dum spiro spero [6] Пока я дышу, надеюсь ( лат. ). .

Написал ее углем на стене коридора, чтобы каждый часовой мог ее прочитать, прежде чем нажмет на курок. Потом через очень низкие, толстые стальные двери пересекли линию фронта. Треск двери как взрыв бомбы, как заключительный аккорд, как грохот тюремных ворот.

Эберхард почувствовал укол страха, когда задал себе вопрос о том, что находится на земле врага. Ужасала его тишина, которую нарушал режущий тонкий писк.

Он зажег фонарик и осмотрел бетонные стены убежища, в котором они находились. Кроме двери, был в этом помещении обычный люк.

Франц по знаку Эберхарда покачал заржавевшим воротом, откинул толстую стальную крышку люка, и через некоторое время они почувствовали дуновение воздуха, которое несло с собой запах затхлости, крысиных экскрементов и зловоние разлагающегося человеческого тела, напоминающее вонь примороженной моркови в сочетании с сероводородным запахом гнилостных газов.

Эберхард вышел на вражескую территорию, прорезал светлой полосой тьму подвала и увидел надутый газами живот лежащего на спине немецкого солдата.

Изощренный глаз давнего полицейского немедленно разглядел кровь, облепившую дыру в голове, куски металла, застрявшие в груди и в бедрах, сломанные ногти и изрытую штукатурку стены.

— Опоздал, вероятно, во время отступления, — прошептал Эберхард брату, сглотнув слюну. — Его люди уже закрыли люк, а он царапал стену до тех пор, пока его не достала русская граната.

Франц не слушал, занятый очищением своего проспиртованного организма от остатков водки. Когда выдал уже последний кашель, отхаркался и посмотрел на брата покрасневшими глазами.

— Scheisse [7] Дерьмо ( нем. ). — Примеч. перевод. , что тут произошло?

— Так выглядит фронт, не видел никогда трупа? — спросил Эберхард и осветил надпись кириллицей на стене. Под надписью была стрелка, указывающая на небольшое возвышение в земляном подвале.

— Смотри, тут могли закопать мины. Русские пишут своим алфавитом. Для нас это как шифр. Они знают об этом.