Дэвид Моррелл - Властелин ночи

Лорд Палмерстон смерил Любителя Опиума долгим взглядом и наконец кивнул:

– Новый царь не испытывает такой жажды продолжать войну, какой отличался его отец. Появились признаки того, что его больше беспокоит растущее недовольство подданных из-за нехватки продовольствия, вызванной войной. Мы планируем новое наступление. Могу предположить, что военные действия прекратятся к весне следующего года.

– Но вы не выглядите триумфатором, милорд.

– Мне вспомнилась еще одна фраза, сказанная вами шесть недель назад.

– Какая именно?

– Неограниченная власть может стать невыносимым бременем.

– Дэниел Харкурт был вашим поверенным, милорд. Когда вы не позволили полиции получить доступ к его документам, это было связано с тем, что Харкурт помогал вам в деле, о котором не должен узнать ни один из членов правительства?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– Тогда, может быть, вы ответите на другой? Ваше желание держать инспектора Райана и сержанта Беккера подальше от гидропатической клиники было вызвано только опасениями, что они узнают о докторе Мандте?

– А чем еще оно может быть вызвано?

– Возможно, вы догадываетесь, кто убил Дэниела Харкурта, и хотите защитить убийцу.

– Защитить… Бог мой, Дэниел был моим другом! Мне было невыносимо больно мешать расследованию.

– Значит, теперь, когда доктор Мандт отправился в безопасное место, вы больше не будете препятствовать следствию? – спросил Де Квинси. – Инспектор Райан, сержант Беккер, Эмили и я вольны использовать все возможности, чтобы найти убийцу?

– Если вы поймаете его – кем бы он ни был, – я сам готов исполнить работу палача.

По темному коридору шли сразу два адвоката, а не один – и солиситор, и барристер. Гарольд порывисто вскочил с койки.

– Скиффингтон и Лавери, спасибо, что пришли! – Гарольд знал их не только как адвокатов, но и как партнеров по карточной игре и поэтому обратился к ним по-дружески. – Я уже начал отчаиваться!

– Нам рассказали о ваших трудностях с законом, – отозвался тот из двоих, кто выглядел более солидно.

– Значит, вы понимаете, насколько нелепы эти обвинения. Подготовьте любые документы, какие только понадобятся. Вытащите меня из этого отвратительного места.

Оба адвоката смущенно посмотрели на него.

– Мы решили оказать вам любезность и прийти лично, – произнес более худой из них.

– Я вижу! А теперь сделайте все необходимое, чтобы вытащить меня отсюда.

– Есть некоторые затруднения, – сказал один из адвокатов.

– О чем это вы?

– Нас наняли не для того, чтобы защищать вас в суде.

– А для чего же?

– Обычно мы не называем имя нанимателя, но на этот раз мы получили распоряжение сообщить вам, что нас наняла миссис Ричмонд.

– Что?

– Миссис Ричмонд наняла не только нас, – добавил барристер. – Но даже если не принимать это во внимание, не могу представить, чтобы какие-то уважаемые адвокаты взялись за ваше дело. Их поднимут на смех, если они попытаются так поступить.

– Поднимут на смех?

– Попробуйте взглянуть на факты с точки зрения присяжных, – предложил барристер.

– Да, разумеется! И сразу же станет ясно, что это нелепая ошибка!

– Вы обвиняете вашу мачеху в убийстве вашего отца.

– Не называйте ее моей мачехой! Ненавижу это слово!

– Очевидно, вы ненавидите ее саму, поскольку она заняла место вашей покойной матери. Неудивительно, что вы пытаетесь возложить вину именно на нее. У вас имеются крупные карточные долги, не так ли? – продолжал барристер.

– Вам прекрасно известно о моих долгах. Кое-что я задолжал и вам.

– Вы признались, что пытались уничтожить улики, доказывающие вашу вину.

– Я просто не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, будто бы я…

– Гарольд, я еще раз прошу вас посмотреть на факты с точки зрения присяжных. Со смертью вашего старшего брата – весьма подозрительной смертью, которую обвиняющая сторона, несомненно, тщательно расследует, – вы стали старшим мужчиной в роду и, согласно закону, должны были унаследовать имущество вашего отца. Его вдова не имеет никаких прав. Она целиком зависит от великодушия наследника, и вы продемонстрировали свою власть над ней, выставив ее из дома под ливень. А теперь ответьте мне, Гарольд, какой мотив мог быть у вашей мачехи для убийства вашего отца? Она ничего от этого не выиграла бы.

– Какой мотив? Ну хорошо, я… если вы дадите мне время…

– Единственный человек, которому была выгодна смерть вашего отца, – это вы сами.