Юлия Алева - Пыль и бисер

— Наталья Осиповна! — я подхватила ее под руку. Не ту, в которой был небольшой кожаный саквояж, а другую, с маленькой книжкой. — Какая радость, что мы встретились. Я, знаете ли, тоже решила прогуляться… Погоды стоят замечательные, что дома киснуть?!

Судя по лицу компаньонки, она бы с удовольствием меня под камушек положила в капустную кадку, лишь бы я прокисла понадежнее.

— Да и скользко, не ровен час — упадете. Вместе-то веселее. — щебетала я. Эта роль мне удается из рук вон плохо, но играю всегда до конца. Лучше выглядеть глупой, чем опасной. — А Вы гуляете или по гостям?

— По делу. — процедила Чернышова.

— Вот и славненько, я Вам и помогу, а то что ж только Вы мне…

Наталья Осиповна была раздираема противоречиями — неспроста она столько времени хранила бомбу, чтобы просто от нее избавиться. Но и я категорически мешала.

— Я бы с удовольствием познакомилась с Вашими друзьями.

И буквально потащила ее в логово людей новой формации. Любопытно посмотреть на такое вблизи. Цельный план в моей голове пока не сложился, поэтому пришлось импровизировать. Отлучать дурочку от дома чревато истерикой и взрывом родового именья. Убеждать голословно — бестолково, по себе помню. А вот прийти туда и осрамить компаньонку по полной, чтобы ее больше не звали — поначалу показалось вполне заманчивым ходом, и только по мере приближения к глухому складу на Лиговке вдруг стало доходить, что никто не узнает, где могилка моя. Да и вряд ли там собираются только чистоплюи-студентики, которым совесть не позволит убить женщину. И вообще весь мой замысел — какофония бреда, женская истерика, и надо бежать, бежать и не оглядываться.

Но Наталья Осиповна как-то увереннее себя почувствовала, когда от стены отделилась мужская фигура, а я сообразила, что бежать поздно. Попалась мышка к кошке в лапы… А ведь могла бы тихо и привольно жить в маленькой комнатке над лавкой, штопать бедовых девиц и флиртовать с городовыми. Так там хорошо сейчас, наверное, тепло. Никитишна ужин готовит, Фекла пристроилась рядом со своей бело-голубой чашкой и немногословной неспешной беседой, Фрол мальчишек уму разуму учит. За окнами замерзшая Крапивная улица, на которой никогда ничего не происходит. Почему-то стало понятно, что этого ничего у меня больше не случится. Вообще. Что бы я ни сделала, та жизнь ушла навсегда, и последний капли ее сейчас стекают вдоль позвоночника капельками панического пота.

— Чего гуляем, сударыни? — развязно обратился к нам молодой мужчина в потертом пальто с длинным шарфом на шее. Он глухо кашлял и я сначала подумала о действенности моей вакцины от туберкулеза, а потом опять же внутренний голос посоветовал не заморачиваться на мелочах. Туберкулез меня уже вряд ли озаботит.

— Лютик, это родственница моя. Познакомиться хочет. — деловито ответила Чернышова, на глазах превращаясь из бесцветной моли в энергичного борца за идею.

— Что ж, познакомим. — меня смерили с ног до головы и без малейшего перехода к романтике легонько приложили о стену. В общем, как дышать я вспоминала не одну и не две минуты, а перед глазами плыло… Чернышова быстро моим же шарфиком замотала глаза и меня повели в народ.

Откуда в разночинной интеллигенции и рабочей среде крепла вера в пользу от убийства царя — мне неведомо. В общем-то и фактически случившаяся бойня в доме Ипатьева мало кому принесла радость. Более того, значительная часть народа этого просто не заметила. И сейчас — народовольцы убили Александра II — получили более консервативного третьего. Вполне таки мягкотелый Николай позволил жить и процветать множеству неформальных организаций, что вряд ли допустил любой его потенциальный преемник.

Здесь компания идеалистов собралась почти карикатурная — помимо выдры-компаньонки и Лютика (вот же с кличкой не повезло товарищу), я слышала еще несколько голосов.

— Принесла? — требовательно спросил чуть ломающийся мальчишеский голос. И тут же возмущенное. — А это еще что?

— Простите, не могла избавиться. Это графиня Татищева, у которой я живу. — бойко отчиталась Наташенька. — Увязалась со мной по улице.

— И что теперь? — возмутился Мальчик.

— Ее искать не будут — убежденно твердила она. Вот где еще узнаю такие подробности. — Она семье своей поперек горла — еще и приплатили бы, коли пропадет.

Меня толкнули на стул и споро примотали к спинке. Делу уже некуда становиться хуже, но у дна всегда есть горизонты.

— Понятно. — это уже более рассудительный и взрослый голос, с хрипотцой застарелой чахотки. — Впредь умнее будь и осторожнее. А чуждый элемент, ты же говорила, что она монархистка?