Юлия Яковлева - Небо в алмазах

А параллельно бежали другие мысли: перехватить запястье – заломить руку – соседи вызовут кавалерию.

Петров отстегнул клапан. Блеснула рукоять. Потянул за нее.

Отвертка.

– Немецкая. А я думал, в трамвае украли, – радовался находке Петров.

– Вы как с ней познакомились? – спросил Зайцев.

– С «Изоттой»?

– С Варварой Николаевной.

– Комиссовали меня с фронта. По ранению, – принялся рассказывать Петров – положил ножны обратно на комод. – Куда податься, не знаю. Хоть с моста. Пошел напиться для храбрости. У «Медведя» в баре. Вдруг – она. Я спьяну и не понял, что это та, известная. Слово за слово. «А кем служили? Авторота? Грузовики Мгеброва?» А вы, говорю, знающая. Они с «Фраскини» в родстве по мотору. Ну и в шоферы к себе взяла.

Петров любовно погладил радиатор. Ни пылинки. Остановился ласковым пальцем на фигурке с крыльями.

– Чего ж податься некуда было? – спросил Зайцев. – А домой?

– Дом… Какой уж дом. Родители померли давно.

– Ну жена там…

– А нужен я ей? Дело прошлое, мне теперь сказать не совестно. Да и не больно. Такое ранение у меня было, представляете ли, что женскому полу я стал без интереса. А он мне.

– Судьба-индейка, – пробормотал Зайцев со всей возможной деликатностью. – Вот ведь мухоедство.

– Ни-ни! – махнул рукой Петров. – Вот уж ничуть, если хотите знать. Хорошо, что я тогда с моста не сиганул. Потому что потом понял: не наказание это, а освобождение! От баб хлопоты одни… А с ней… – окрасился его голос нежностью, – у меня новый смысл жизни появился. Варвара Николаевна часто говорила: мы с тобой, Мишель, схожие натуры.

Он смотрел на радиаторную решетку.

Зайцев вздохнул, придвинул комод обратно к стене.

Вечерний воздух даже здесь, на улице Красных Зорь, пах рекой. Зайцев вдохнул с наслаждением. После многочасового обыска, барахтания в чужих жизнях, по всей коже щекотало мерзкое чувство, что не он, а его самого – щупали, трогали, переворачивали.

Он пропустил налитый электрическим светом трамвай. Решил идти пешком. Обдумать – вернее, выкинуть из головы увиденное, услышанное. Развеять в уличном шуме, проветрить на невском ветру.

Мысли были цепкие, кололи под теменем. «Психология…» – раздражался он на трамвай, на ветер, на прохожих, на тумбу, которая в самые глаза заорала УТЕ, но фамилия артиста закруглилась и пропала за поворотом круглого бока.

«Какая еще психология? Факты!»

Факт был в том, что фактов не было. Только психология и оставалась.

Темнело медленно. Все еще не растворился в синеве воздуха голубой купол мечети, все еще виден был золотой шпиль Петропавловки.

Но и она осталась позади. Постепенно сердце начало биться в ритме шагов. Мысли никак не развеивались.

Соседи Вари выглядели опечаленными, да. Просили: найдите, кто ее убил, – да. Но в то же время Зайцев чувствовал их молчаливое облегчение. Словно вся квартира выдохнула. Чуть ли не напевая пошла к другой клиентке Елена Львовна. Синицына могла теперь ласкать своего кошака, не опасаясь гнева хозяйки. Даже добрейший Апфельбаум летал: теперь можно принимать пациентов на дому – не в тягость госпоже. Варя была их королевой. Но любая королева – всегда тиранша. Он вспомнил слова Петрова насчет баб: думал, наказание, оказалось – освобождение. Это всё как – психология?

Впереди, на другом берегу уже росли дворцы и особняки, розовеющие в последних лучах. Поднимал свой меч нарядный легкомысленный Марс, изображавший полководца Суворова. Кусты за его спиной уже стали темно-синими.

…И письма! Еще эти письма.

Зайцев решил, что завтра непременно с Крачкиным поговорит. Что гэпэушник отвез их обратно в угрозыск, а не куда Макар телят гонял, Зайцев был уверен: арестовывать ездили численным преимуществом, а не один на четверых.

Утром на своем столе он нашел папку. Сверху лежал листок. Зайцев тут же схватил его: заключение по пальчикам соседей гражданки Берг. Сличены с образцом, снятым с крышки рояля. Совпадений нет.

– Что там? – окликнул его в спину Нефедов.

– Пальчики. Ремиз, – ответил Зайцев, развязывая тесемки папки. И умолк: письма, найденные в комнате убитой. Но ни записки от Крачкина, ни отметок на полях. Это как понимать?

– Эх, Нефедов, завидую тебе, – пробормотал Зайцев. – Воришек гэпэушных шугануть – святое дело.

– Поедемте вместе?