Виктор Глебов - Жажда

– Кстати, это вы подожгли постоялый двор? – спросил я, решив выяснить все до конца.

Яд, похоже, не спешил действовать, так что можно было не торопиться с местью.

– Да, конечно. Это ведь сбило вас с толку, верно? Вы сразу решили, что кто-то пытался уничтожить портрет Вышинских?

– Да, – признался я.

Армилов усмехнулся и проговорил:

– Заодно пожар позволил мне не отряжать людей на ваши раскопки.

– У меня есть еще один вопрос.

– Валяйте, теперь уже все равно, – сказал Армилов.

Эти слова прозвучали как-то нечетко. Он слегка нахмурился.

– Однажды ночью я увидел в своем номере женщину, суккуба. Я стрелял в нее, но промахнулся. Это была одна из ваших актрис?

– Нет, – с усилием проговорил Армилов. – Думаю, в тот вечер вы просто перебрали, – он попытался улыбнуться, но вышла только болезненная гримаса.

Значит, как я и думал, суккуб был лишь плодом моего воображения. После смерти Маши и Олежки меня иногда посещали видения. Должно быть, их гибель что-то непоправимо надломила в моей душе. Вероятно, призрак женщины, взывающей к возмездию, тоже был галлюцинацией. Хотя… кто знает. В конце концов, мир полон необъяснимого.

– Вам плохо? – участливо спросил Мериме Армилова.

Кажется, доктора нисколько не беспокоило то обстоятельство, что мы отравлены и скоро отправимся на тот свет.

– Нет, все отлично, – пробормотал полицмейстер, едва шевеля губами.

– У вас приступ гастрита?

– Не… не думаю. – Армилов с беспокойством взглянул на свой бокал, затем слегка пошевелил рукой, в которой держал револьвер.

Неужели решил пристрелить нас, не дожидаясь действия яда? Нет, это нарушило бы планы полицмейстера, а он казался мне очень методичным человеком.

Я увидел, как ствол револьвера опускается вниз, словно Армилов был не в состоянии удержать его. У меня появилась хорошая возможность обезоружить его. Я подобрался, приготовился к прыжку.

Однако Мериме словно почувствовал это, вдруг протянул руку и сжал мое предплечье.

– Знаете, я тоже засек время, – сказал он, доставая из кармана хронометр на цепочке. – Прошло двенадцать минут с тех пор, как вы сделали первый глоток из своего бокала, и пять после того, как допили его. Судя по всему, вы влили нам с Петром Дмитриевичем действительно лошадиную дозу. – Доктор встал и, сопровождаемый нашими с Армиловым изумленными взглядами, обошел столик.

Полицмейстер не шелохнулся, когда Мериме забрал у него револьвер.

Доктор вернулся на свое место, протянул мне оружие.

– Возьмите, Петр Дмитриевич.

Я машинально принял револьвер и убрал в карман. Кажется, наша смерть отменялась.

Армилов смотрел на Мериме почти полминуты, а затем перевел взгляд на бутылку с остатками шампанского.

– Да, – сказал доктор, откинулся на спинку кресла и снова поглядел на часы. – Вы все правильно поняли, Ян Всеволодович. Пока вы ходили за содовой, я попросил Петра Дмитриевича принести мне коробок спичек, чтобы раскурить трубку. Когда он отвернулся, я успел поменять ваш и его бокал. Также мне удалось быстро выплеснуть содержимое своего бокала на пол – простите за испорченный ковер – и заново наполнить его из бутылки. Я понимал, что отравы, оставшейся на стенках, не хватит, чтобы убить человека, даже если вы плеснули нам лошадиную дозу. Так что ваш план провалился.

– Как вы догадались? – пробормотал я, с восхищением глядя на своего друга.

Я до последнего момента считал, что выпил яд. Даже признаки паралича, появившиеся у полицмейстера, не навели меня на мысль о том, что Мериме подменил бокалы.

– У меня не было уверенности, – признался доктор. – Просто решил не рисковать. Оказалось, не зря.

– Но… теперь Армилов обречен!

– К сожалению, да. Но у меня не было другого выхода. Если бы я дал ему понять, что совершил подмену, то Ян Всеволодович застрелил бы нас. Кроме того, лишь уверенность в том, что мы скоро умрем, заставила его раскрыть свои карты.

Все это время Армилов молча наблюдал за нами. В его взгляде читался неподдельный ужас. По-видимому, он уже не мог говорить. Глаза оставались единственным, что еще двигалось. Не считая сердца, которое могло остановиться в любую секунду. Мы это понимали. Полицмейстер доживал последние мгновения.

– Вы сами себя наказали, Ян Всеволодович, – сказал я.

Он не реагировал. Его взгляд остановился, лицо стало похожим на жутковатую маску.

– Мы потеряли все ниточки, ведущие к мелким исполнителям, – проговорил я с сожалением.