– Полагаю, вместе с ним была доставлена первая партия бумаги, а также краска. В дальнейшем и то, и другое поставляли сообщники, приезжавшие к Ауницам. Я выяснил, что к ним часто наведывались таинственные гости в закрытых экипажах. Они же забирали отпечатанные банкноты для распространения в Петербурге.
– А Киршкневицкие?
– Киршкневицкие состояли в сговоре с Ауницем. Наняли актеров, похожих на семейство Вышинских, чтобы те изображали вампиров. Разумеется, они получали долю с доходов от использования станка и поэтому были лично заинтересованы в том, чтобы выпуск фальшивок продолжался. Ауницу или Киршкневицкому было нетрудно уговорить их расправиться со мной. Раскопки близились к концу, рабочие должны были вот-вот обнаружить место, где находился станок, а Ауниц не хотел, чтобы этот тайник, более чем удобный, был найден. Киршкневицкий, как вам известно, даже пытался купить бывшее поместье Вышинских. Очевидно, чтобы обезопасить его от посягательств местных браконьеров, бродяг и цыган.
– Постойте, так станок сейчас в подвале? На раскопках?
– Не уверен. Возможно, его временно куда-то вывезли.
– Но зачем?
– Видите ли, Ян Всеволодович, во время работы печатный станок издает довольно громкий звук. Полагаю, рабочие подобрались к подвалу так близко, что могли бы его услышать.
Армилов нахмурился и спросил:
– Вам известно, куда его вывезли?
– Думаю, да.
– Куда же?
– Я лучше покажу, когда поедем с бригадой забирать его. Мне трудно объяснить, ведь я не так хорошо знаком с Кленовой рощей. Зато я могу сказать, в какое время станок был вывезен.
– Ладно, давайте. – Армилов махнул рукой. – В конце концов, вы ведете дело, вам и решать. – Он побарабанил пальцами по подлокотнику и осведомился: – Так когда станок был убран из подвала?
– В ту ночь, когда мы участвовали в облаве на цыган. Все полицейские были там, в лесу, и проезд из Кленовой рощи оказался абсолютно свободен. Лесник Бродков видел на раскопках огоньки, но то ли побоялся выяснить, что там происходит, то ли не придал этому значения. Возможно, на его счастье. При ином раскладе мы, скорее всего, имели бы еще один труп.
Армилов тяжело вздохнул.
– Продолжайте, Петр Дмитриевич, – сказал он. – Забивайте гвозди в крышку моего гроба. Я уже чувствую, что полицмейстером мне больше не быть.
– Вы настроены чересчур мрачно, – заметил Мериме. – Вашей вины в этом нет, ведь даже Петербургская управа потерпела неудачу.
Армилов усмехнулся.
– Разумеется, они ведь искали там, где станка не было и в помине! Но здесь-то я должен следить за порядком! – Полицмейстер сокрушенно покачал головой. – Впрочем, это сейчас не важно. Продолжайте, прошу вас.
Я кивнул.
– Елена Веретнова, как оказалось, тоже состояла в банде. Она заманила меня на раскопки. К счастью, сообщники Ауница не взяли никакого оружия, решили остаться верными легенде, которую сами же и создали. Вероятно, на моем трупе были бы обнаружены два надреза, словно от зубов – как и на телах прежних двух жертв.
– А как вы объясните, что ваши пули не причинили злоумышленникам вреда? – спросил Армилов.
– Доктор Мериме пока не осматривал трупы, однако я уверен, что он обнаружит следы сильных опиатов. Этим объясняется и необыкновенная сила преступников, и то, что они почти не чувствовали боли, а главное, их искренняя вера в то, что они являются порождениями тьмы.
– Почему вы решили, что они в это верили?
– Вместо того чтобы сбежать и получить врачебную помощь, эти субъекты улеглись в гробы. Для Киршкневицкого это закончилось смертью от потери крови, а для актрисы, изображавшей Виолетту… как я вам уже рассказал, мы с Козловским пронзили ее сердце осиновым колом. В тот момент я был уверен, что убиваю вампира.
– Понимаю, – сказал Армилов. – Вас можно извинить. И, кстати, в отчете об этом упоминать не обязательно. Я вполне могу забыть о вашем признании.
– Благодарю.
– Но, по-моему, в вашей версии есть пробел.
– Какой?
– Вы упомянули о том, что выстрелили Виолетте Вышинской – то есть актрисе, ее изображавшей, – прямо в лицо, но через некоторое время она ожила. Едва ли ранение было столь ничтожным, что наркотики позволили ей…
– Вы правы, – перебил я полицмейстера. – Если бы пуля попала ей в лицо, то она непременно погибла бы. Я целился в лоб и со столь малого расстояния не промазал бы. Но дело в том, что патроны в моем револьвере были холостыми.
Брови у Армилова полезли на лоб.
Читать дальше