Жан-Мишель Тибо - Тайна аббата Соньера

После того как он отчитал Аглаю, которая, как и обещала, пришла в церковь с метлой и тотчас принялась за работу, Беранже вернулся в дом при церкви. И там он дал себе полную свободу. Чтобы лучше увидеть всю внутренность лачуги, он открыл настежь все двери и окна, выбивая ногой наглухо заколоченные большими гвоздями и досками.

Ему доставляет огромное удовольствие выбрасывать разнородные и малопригодные предметы, скопившиеся в этих двух облупившихся комнатах. Два дырявых котелка летят через дорогу, тут же приземляется колченогий стул, изорванные простыни летят в ручей, три стопки альманахов Матфея из Дром и сотня экземпляров «Религиозной недели в Каркассоне» достаются на радость детям, которые, привлеченные невообразимым шумом, приблизились вплотную, чтобы наблюдать за действиями их нового кюре.

Вот летит палка с сеткой для курятника и дюжина выщербленных тарелок. Слышен голос священника:

— Я не лягу спать среди всех этих пауков и разной прочей живности. Adieu pauvre Pons, tu t’en vas e ien demori, brave colhon [4] «Прощай, бедный Понс, [его предшественник] ты уходишь, а я остаюсь, дурачина». .

На втором этаже расположена спальня, под кровать подложены кирпичи. Кровать скрипит и проседает, когда Беранже вытягивается на ней. Он лежит наискосок на заплесневелом покрывале, ошеломленный тем, что видит над собой: крысы прогуливаются по балкам и небо голубеет через дыры в крыше. Ему только и остается, что отправиться на постой к кому-нибудь из паствы. Эта мысль огорчает и возмущает его, он столь беден, что ему придется жить в кредит. Едва лишь прибыв сюда, он уже нуждается в сострадании…

В полночь священник просыпается весь в поту. Когда он заснул? В какой-то момент в сознании Беранже вновь возникают фантазмы из его снов, духовных и плотских. Горсточка звезд мерцает через отверстие в крыше; Пегас, Андромеда и Кассиопея прекратили свой бег и ищут его в недрах лачуги. Беранже отворачивается, он боится этих глаз, которые ворошат сознание и обвиняют: «Что за мечты ты хранишь в себе? Кто эти женщины с тяжелыми и чувственными губами?» Эти женщины вот уже давно неотступно преследуют его по ночам. Их бледные и полные тела напоминают натурщиц Мане, они согревают его своими красными губами, такими горячими, как на полотнах Ренуара; они иногда похожи на обнаженную спящую Роллу Жервенса… Они все как будто сошли с запрещенных полотен, чьи репродукции он видел. Это нежные, внимательные, мудрые, трепещущие женщины, которым доставляет удовольствие мучить его. Они обхватывают его, ласкают и пробуждают желания. Эти женщины поглощают его в своей плоти и затем бросают изнемогающим на кровати. Он их зовет всем своим сердцем, всем страстным пылом своего тела.

Беранже впивается ногтями в простыни. Он не хочет совершить ошибку и сопротивляется этой огромной волне желания, которая поднимается в нем. Он не должен усмирять свои чувства, не здесь, так близко от дома Господа. Он отказывается повиноваться своим дрожащим рукам, которые пытаются его освободить. Он соединяет их, скатывается с кровати и борется с собой, прося прощения. Всего лишь миг, одна молитва — и Беранже кажется, что он снова помирился с Богом. Неестественный свет бьет из глубин его тела и, кажется, вот-вот уж раскроет то, что должно оставаться невысказанным, надежду, которая начинает гореть в душе, как живое и чистое пламя. Но вес плоти гасит это сияние, неудержимый ток крови возвращает Соньера в середину этой комнаты вместе с желанием, которое разрушает порыв его веры. Тогда он вскакивает, быстро спускается по лестнице и бежит в церковь.

Его рука окунается в кропильницу, растерянный взгляд переносится от одного святого к другому, пока не останавливается на Богородице. Аббат крестится с опаской и, с трудом передвигая ногами, движется к Богоматери, которая видит, как он идет, слегка склонив голову на плечо и широко раскрыв руки. Он опускается у ее ног, потрясенный, ищущий защиты, доброты, понимания женщины, у которой столько опыта, чтобы его вразумить.

— Сжалься надо мной, — шепчет он, не в силах прогнать из своего разума наваждения, которые преследуют его. — Сжалься… Сжалься, — повторяет он до тех пор, пока не начинает чувствовать в своем сердце это трусливое послушание, толкающее его к молитве.

Тогда он ползком и с низко опущенным лбом крадется к алтарю, слишком сильно презирая себя, чтобы неотрывно смотреть на крест. Стоя на коленях на плитах, он ждет наказания, которое не приходит. Его грехи кажутся ему слишком большими. Но видит ли он их такими, какие они в реальности? Может быть, так как в этот раз он не кричит больше богу: «Возьми меня и брось там, где тебе будет угодно!»