К нам подошел секретарь и пробормотал, что меня сейчас примут. Оставив Хети дожидаться, я по коридорам последовал за секретарем к отдельной комнате. Он постучал в ничем не примечательную дверь, и меня впустили в простого вида комнату, превращенную в маленький кабинет с помощью стола и двух стульев. Абсолютно ничто не указывало на положение и устремления этого человека, словно он отказался от всех внешних атрибутов власти.
Сидевший за столом мужчина был потрясающе красив. Я бы не назвал его могучим или сильным — великаном он не был, — и голова его на нешироких, но мощных плечах была не особо благородной формы, но казалось, что все его тело состояло из одних тренированных мышц — нигде ни денеба [8] Древнеегипетская мера веса, равная приблизительно 90 г.
лишнего жира, — и на лице у него была написана одна лишь сосредоточенность, не плотоядный аппетит Маху, а какая-то настороженность и полное отсутствие каких-либо чувств. Я рассудил, что ради удовольствия он убивать не станет, но тем не менее убьет по каким-то своим причинам, ничуть об этом не задумавшись. Думаю, сердце было для него не более чем дисциплинированной мышцей, перекачивавшей холодную кровь.
Он встал из-за стола, коротко и крепко пожал мне руку и посмотрел прямо в глаза. Во взгляде его не было и тени неуверенности. Оба мы несколько мгновений молчали. Затем он жестом пригласил меня сесть и предложил прохладительные напитки, от которых я отказался. Он сел на свой стул — в точности такой же, как мой, по другую сторону стола, — в уравновешенной позе цапли перед полным рыбы прудом.
— Чем могу служить?
Он имел в виду: «Изложите свое дело». Я назвал место работы и объяснил свою роль в расследовании грандиозной тайны. Все это время он не сводил с меня глаз, в равной мере разглядывая мое лицо и слушая рассказ. Когда я закончил, он посмотрел в сторону, в маленькое узкое окно. Вытянул ноги и заложил руки за голову. Его красота продолжала меня озадачивать, потому что я не мог приписать ей ни одной из черт лица Хоремхеба; казалось, она проистекала из сочетания черт, по отдельности непримечательных. Я припомнил другого писателя Танеферт, который сказал, что в лицах большинства людей хватит материала на несколько лиц. Но не в этом случае. У этого человека было только одно лицо.
Он устремил на меня взгляд.
— Вы поведали мне интересную историю, полную больших волнений и опасных перспектив, но вот чего я не понимаю. Зачем вы пришли сюда? Почему хотите со мной поговорить?
Он снова сел прямо и наклонился вперед.
— Потому что вы имеете отношение к царице, а царица исчезла.
— Вы считаете, что я связан с ее исчезновением? — Выражение лица его было холодным, вызывающим.
— Мне нужно поговорить со всеми, кто знает царицу, — это входит в мое расследование.
— Почему?
— Я пытаюсь выстроить картину обстоятельств ее исчезновения. Выяснить не только интересные полиции детали, но также эмоциональную и политическую подоплеку.
— И таким образом вы вычислите виновную партию. — Это прозвучало не как вопрос.
Я кивнул.
— В вашем методе имеется изъян, — легко заметил он.
— О! Почему?
— Потому что он не поможет вам добраться до сути дела. Разговоры никогда не помогают. Их во всех смыслах переоценивают. Кроме того, у вас почти вышло время. Если царица не будет найдена к началу Празднества, вы проиграете.
— Время еще есть.
Он помолчал, потом проговорил:
— Вы полицейский. Я военный. С чего бы мне с вами разговаривать?
— Потому что у меня есть полномочия от самого Эхнатона, и это устраняет иерархические различия между нами.
— Тогда задайте мне вопрос.
— Каковы ваши отношения с царицей?
— Она моя свояченица. Вы это уже знаете.
— Я знаю факты. Я имел в виду, близкие ли между вами отношения?
Откинувшись на стуле, он внимательно посмотрел на меня.
— Нет.
— Вы поддерживаете Большие перемены?
— Да.
— Безоговорочно?
— Разумеется. У вас нет права задавать подобный вопрос. Он не относится к расследуемому делу.
— Со всем уважением…
— Ваш вопрос неуважителен. Вы намекаете на измену.
— Отнюдь, вопрос относится к делу. Похитивший царицу действовал по политическим мотивам.
— Я безоговорочно поддерживаю подавление и уничтожение продажности и некомпетентности.
Что было не совсем одно и то же, и мы оба это знали. Быстро же мы зашли в тупик.
— Так вы обвиняете или не обвиняете меня в причастности к исчезновению царицы? — Он прищурился.
Читать дальше