Наталья Павлищева - Черная башня

Теперь этот вопрос был в большой степени решен, и Петр Филарг стал просто помехой. Не будь он столь слаб, можно еще подождать, но при сильном папе Бальтазар исполнял бы его волю, а не свою…

В общем, время замены пришло, ждать больше нельзя. Обжорство папы сыграло на руку, и теперь Бальтазару предстояла битва за престол Святого Петра.

Объяснять ничего не пришлось, хороший банкир должен быть не менее хорошим политиком, а Джованни ди Биччи де Медичи был прекрасным банкиром. Он все понял сам. Внимательно слушал, блестя большими темными глазами, и старший сын Джованни. Бальтазар даже залюбовался: а ведь этот юноша, кажется, тоже понял, в чем дело. Не зря отец берет его с собой на важные встречи.

В комнату вошел слуга с подносом, на котором стояли бокалы и большой графин с вином. В его присутствии разговор прекратился, но и после ухода кардинал не стал отвечать на вопрос, потому что Джованни де Медичи кивнул:

— Я поеду в Пизу. Полагаю, золото нужно там?

— Да. — Глаза кардинала снова смотрели весело, он явно был рад, что не ошибся.

— Сколько?

В ответ Бальтазар Косса только развел руками.

Джованни повернулся к сыну:

— Если у тебя дела, можешь идти. Мы еще побеседуем. Прошу вас… — это уже будущему папе.

Козимо поспешил удалиться. Отец не стал напоминать ему о необходимости не болтать лишнего, зато беспокойно нахмурился Бальтазар. Одно дело понимать, другое — не проболтаться. Любое лишнее слово, сказанное молодым Медичи за кружкой вина или пива в таверне, может обернуться катастрофой.

— Стоило ли посвящать в наши дела юношу?

Медичи усмехнулся:

— Козимо никогда не скажет лишнего слова. Он банкир, хотя уверен в другом своем призвании.

— Каком?

— Мечтает стать архитектором…

Козимо действительно вовсе не желал заменить отца в семейном деле, намереваясь уступить такую честь младшему брату Лоренцо. Конечно, тот разгильдяй и ловелас, в свои пятнадцать прохода не дает всем мало-мальски хорошеньким девушкам, но с годами это пройдет. А вот ловок Лоренцо не меньше отца, пусть и не так хладнокровен.

Козимо почти сразу отвлекли от Бальтазара Коссы и отцовских дел собственные мысли, он поспешил в недостроенный собор.

Жарко…

Легкий ветерок не в состоянии разогнать горячий воздух и принести облегчение людям и животным.

В такие дни у всех одно желание — оказаться где-то в тени у воды или в комнатах, защищенных от солнца, но хоть немного продуваемых. Но мало кому удается, кто-то вынужден работать в поле, кто-то — нести дозор под палящими лучами, кто-то — и вовсе стоять у жаркой печи, выпекая хлеб или жаря мясо…

А некоторые мучились добровольно.

— Фьора, где графиня?

— Наверху. Они волосы сушат… — Служанке не удалось спрятать насмешку, прозвучала-таки в голосе.

Флорентийки поголовно желали иметь волосы цвета запутавшегося в них солнца, но далеко не у всех имелось хоть что-то похожее. Потому еженедельные мучения в виде долгого пребывания на солнце в самую жару, да еще и с волосами, намазанными жгучим составом для обесцвечивания, были нормой.

Мать юной Контессины Камилла де Элси вдова Алессандро де Барди со своей старшей дочерью Изабеллой действительно мучилась на жарком летнем солнце на крыше дома. Дамы полулежали, стараясь не шевелиться, чтобы их широкополые соломенные шляпы без дна не сдвинулись и состав не протек на шею и лоб. Смазанные волосы были заботливо разложены служанками по полям шляп, чтобы солнце прогревало их равномерно. Одна из служанок, Мария, то и дело отирала пот со лба хозяйки.

Контессина прекрасно понимала, что говорить о чем-либо, тем более просить у матери простое разрешение пойти завтра на воскресную службу в церковь Сан-Лоренцо не с ней и сестрой, а с подружкой Франческой и ее семьей, не стоило. Донна Камилла была слишком измучена жарой, жжением кожи на голове и особенно медленно тянущимся временем, чтобы соглашаться даже на то, противиться чему не имело смысла. Всем флорентийкам известно, что стоит намазать волосы и сесть на солнце, как часы непостижимым образом замедляют свой ход! Какое уж тут благодушие?

Перед матерью и дочерью на столике стояли фрукты на блюде и большущие песочные часы. Изабелла была едва жива от жары, но просить мать о снисхождении не смела. Ей вскоре предстояла свадьба с собственным двоюродным дядюшкой, что делало бедолагу совершенно несчастной — Франческо был почти втрое старше невесты, некрасив и даже плешив, но он был графом Элси и не нуждался в большом приданом будущей жены. А что увезет супругу далеко от дома, так никто из замужних дочерей не остается с родителями на всю жизнь!