Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

– На его месте мог быть кто угодно, – тихо произнесла Грэйс. – Когда я вошла в эту лавку, она была так набита покупателями, что никто бы не заметил, даже если бы там появился человек в костюме гориллы.

– Нет, вы просто не знаете Юки, он бросается на людей. Однажды он пытался убить Мори. Потом пытался застрелить Ито во время спектакля. – Таниэль закашлялся: горло пересохло и саднило; когда она дала ему выпить воды, то стало еще хуже. – Похоже было, что все происходящее оказалось для Мори неожиданностью, в то время как обычно он ничему не удивляется. И ничто из этого не удивляет меня, поэтому я не знаю, как…

– Вы можете обдумать это позднее, – мягко сказала Грэйс. – Послушайте, мне надо разобраться с оплатой и прочим, а потом нужно повидаться с родителями, раз они думают, что меня похитили. Боже милостивый, я отправляюсь погулять, и все сходят с ума. Вам надо отдохнуть.

Таниэль пообещал так и сделать, подождал, пока она уйдет, затем позвал сестру и заявил, что хочет выписаться из больницы. После того, как они подписали все бумаги и она вернула ему одежду, он задернул шторки вокруг своей кровати, чтобы одеться. На груди у него были небольшие порезы и занозы, полученные во время взрыва. Спина болела, так как он содрал на ней кожу. Ничего серьезного.

Он запутался, завязывая галстук, и вынужден был начать все сначала.

Когда операция закончилась, сестра сказала ему, что Мори отвезут наверх, в палату для евреев. Стены на лестнице были увешаны гигантскими картинами. Вдоль коридора, куда выходили палаты, тянулся ряд высоких окон, все они были слегка приоткрыты, чтобы дать доступ свежему воздуху. Под одним из них висел плакат, предупреждающий об опасности зловонных запахов. Таниэль смутно припоминал, что они имеют какое-то отношение к распространению болезней, но этим его знания ограничивались. Сам он ощущал только запах чистящих порошков и господствующий надо всем сладковатый химический запах карболки. Таниэль открыл двойные двери полупустой палаты. Несколько евреев играли в карты; в противоположном углу один из пациентов бился в эпилептическом припадке, и две сестры милосердия с трудом его удерживали. Третья сестра, увидев Таниэля, потребовала, чтобы он вышел из палаты:

– Часы посещений начинаются с трех.

– Но не могли бы вы мне сказать…

– Нет. Вам следует подождать на улице или на галерее.

Таниэль попробовал спорить, но высокий врач указал ему на дверь и даже сопроводил его до середины лестничного пролета. Таниэль смотрел ему вслед. От дыма у него были воспалены глаза, и Таниэль тер их до тех пор, пока не заметил, что кончики пальцев стали влажными.

Стоя на лестнице, он видел, как две сестры вошли с улицы в вестибюль, впустив в помещение струю холодного воздуха. Он сейчас в таком состоянии, что лучше не ждать на холоде снаружи. Пережитая контузия не оказала влияния на его способность логически мыслить. Повернув голову влево, он обнаружил длинный коридор, по которому, немного поблуждав, он вышел на галерею. Она оказалась слева от задней двери, ведущей на застекленную террасу, откуда открывался вид на обширный сад. Благодаря закрытым окнам здесь было тепло.

На галерее старые половые доски скрипели у него под ногами. Вдоль стен стояли стеклянные шкафы со скелетами, чьи кости были соединены проволокой; они были разных размеров – взрослые и детские, а один представлял собой пару странным образом сросшихся близнецов: с раздельными позвоночниками и общим тазом. У обоих были обычные руки и головы. Таниэль разглядывал проволочные соединения, уверенный, что скелеты ненастоящие, но потом заметил, что у одного из скелетов сросшиеся нижние позвонки. Неясно, кому принадлежал этот скелет, но ростом он (или она?) был почти шесть футов. Было не вполне понятно, как этот человек мог ходить. По-видимому, он отрывал ноги от земли строго по одной, при этом удерживая равновесие на другой ноге, и у него это явно хорошо получалось: кости не были деформированы, и длина их была одинаковой. Все здесь было симметричным и крепким, очищенным до перламутрового блеска. Таниэль перешел к следующим шкафам, избегая смотреть на собственное отражение.

Дальше по стенам были развешаны картины, на которых в основном изображалось препарирование трупов и операции. Люди на них казались ненастоящими. В колбах плавали какие-то не вполне сформированные органы. В некоторых шкафах стояли восковые модели. Одна из них представляла собой лицо, половина которого, лишенная кожи, демонстрировала сложную систему мышц; другая модель изображала деформированную руку. Группа скелетов склонилась над раскрытой книгой по анатомии, которая, по-видимому, была столь интересной, что, даже будучи мертвыми, они не могли от нее оторваться. Таниэль слонялся среди шкафов, наклоняясь, чтобы заглянуть внутрь, но не притрагиваясь к стеклу, чтобы не пачкать его следами от своих пальцев. В больнице его в основном отмыли от сажи, но она прочно въелась в мельчайшие линии на кончиках пальцев.