Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

Оперетта началась, и актеры в великолепных, длиной до полу кимоно, из-за которых казалось, что они не ходят, а плавно скользят по сцене, заполнили подмостки. Таниэль играл, одновременно следя за происходящим на сцене. Все развивалось так, как и должно было.

Во время первого действия не случилось ничего особенного, не считая того, что в самый торжественный момент Юки пнул вешалку с костюмами. Таниэль заподозрил, что что-то может произойти во время антракта, когда публика разошлась, чтобы размять ноги и купить чаю в чайном домике Осэй, но были слышны лишь приличествующая случаю болтовня и восторги по поводу действительно прекрасного спектакля. Таниэль начал было думать, что Ито ошибается, что нет никакого плана и ничего не должно случиться, однако тут же одернул себя: в последний раз он убедил себя в том, что ничего опасного не произойдет, в мае, когда едва не погиб от взрыва.

Ито стоял возле жаровни в конце второго ряда, явно не желая выходить на холод. Одного из его помощников послали за чаем. Мори по-прежнему нигде не было видно.

Чувствуя боль в шее, Таниэль встал, чтобы немного размяться. Он было остановился возле сцены, увидев, как ему показалось, полицейский мундир, но оказалось, что это всего лишь актер в костюме. Тем не менее он снова занервничал. Таниэль уговаривал себя, что если полиция обнаружит его исчезновение и найдет его здесь, необходимость участвовать в спектакле будет сочтена достаточно веским основанием для объяснения его побега, и он не будет по-настоящему арестован, но полной уверенности в этом у него не было. Он старался не углубляться в мысли о тюрьме, тема казалась слишком болезненной.

Кто-то коснулся его руки. Оглянувшись, он увидел мистера Накамуру, изготовителя фейерверков, согнувшегося в своем характерном раболепном поклоне.

– Простите…

– Что-нибудь случилось? – осведомился Таниэль, думая, что сегодня он выглядит еще более обеспокоенным, чем обычно, хотя, может быть, все дело в ярком освещении, при котором его лицо было видно гораздо отчетливее, чем в полутьме лавки. От него сильно пахло порохом, и Таниэль отодвинулся от ближайшей к нему жаровни.

– Вы не видели Юки? – понизив голос, спросил Накамура. У него был надтреснутый голос старого человека. Таниэль почувствовал прилив раздражения. Это было недоброе чувство, но он не мог не думать, что, будь у него такой соня вместо отца, он бы, наверное, тоже ходил на собрания националистов и ввязывался в бои с самураем.

– Мне кажется, он был где-то тут, ломая все, до чего может дотянуться.

– У меня из лавки пропало несколько пакетов, они будут мне нужны для фейерверка после представления. Он, как видно, куда-то их переложил… глупый мальчишка…

Таниэль схватил его за плечо.

– Какие пакеты?

– Я знаю их названия только по-японски. Химикаты, – безнадежно произнес он, – для фейерверка, для огня. Ох, вот он. Юки, Юки, куда ты дел…

Юки стоял у края сцены, разглядывая публику. Обычно, стоя, он складывал руки на груди, но сегодня он прижимал их к бокам: в одной из них у него был тяжелый револьвер. Таниэль схватил за пояс удивленного, слабо протестующего Накамуру и оттащил его в сторону. На этом он потерял время: Юки успел щелкнуть предохранителем. Никто этого не услышал. Окруженный кольцом жаровен с углями, мальчишка был не виден никому, кроме Таниэля.

Таниэль схватил его, и раздался выстрел. Ему никогда не случалось оказываться так близко от стреляющего оружия. Звук был похож на вспышку молнии, и в течение нескольких секунд он не мог слышать ничего, кроме высокого жалобного свиста.

Когда к нему вернулся слух, в помещении стояла гробовая тишина. Все, казалось, застыло. Танниэль ухватился за пистолет так, что его рука оказалась под предохранителем, острие впилось ему в кожу, поскольку Юки жал на курок, пытаясь заставить Таниэля из-за боли выпустить пистолет. Это было единственное, на что он мог рассчитывать, будучи маленького роста и не имея сильных мускулов.

– Отпусти револьвер, – сказал Таниэль ему в ухо. Как правило, он терял способность изъясняться по-японски, как только перед ним оказывался любой другой японец, кроме Мори, но сейчас ему было так же легко говорить, как и на английском. – Я не хочу причинить тебе боль.

– Я убью тебя, – ответил Юки со странным спокойствием в голосе. – Этот человек уничтожает Японию.

– Мы можем обсудить это позже, но ты сейчас поступаешь неблагородно. Эти люди – музыканты, они ни в чем не виноваты. Посмотри, господин Ито уже ушел.