Наташа Полли - Часовщик с Филигранной улицы

– Это укладчики ковров.

– Вы не могли бы присмотреть, чтобы они как следует уложили ковер в столовой? – спросила Грэйс, назвав наобум первую же комнату в задней части дома. – Моя мать собирается приехать посмотреть на нее, и мне хотелось бы, чтобы там все было в порядке.

Таниэль посмотрел на нее, как будто не до конца понимая, чего она от него хочет, однако он всегда буквально выполнял все, о чем она его просила.

Как только он вместе с рабочим ушел в направлении столовой, Грэйс загородила дорогу второму, более молодому работнику. Он явно удивился, но не выказал беспокойства, и Грэйс приступила к осуществлению задуманного.

– Вы ведь делаете разные полы, не только с ковровым покрытием?

– Да, мэм. В основном из твердых пород дерева, часто дубовые. Вы хотите заказать? – спросил он с надеждой.

– Видите ли, мой муж интересовался, не могли бы вы сделать нам одолжение. Видите эти деревья? Они нам надоели, но будет жалко просто сжечь грушевое дерево. Если вы их спилите, они – ваши, мы отдаем их бесплатно.

– Вы уверены, мэм? Со всем этим золотом…

– Завтра утром к нам приходит садовник, так что я с удовольствием приплачу, если вы сможете сделать это быстро. Или, может быть, грушевое дерево теперь уже не в моде?

– Ах, нет, оно многим нравится, – быстро ответил он. – Если вы не передумаете, мэм, я буду чертовски рад. То есть, я имел в виду…

– Не волнуйтесь. Я замужем за человеком родом почти что из Йоркшира, вам вряд ли удастся превзойти его в умении чертыхаться.

Разговаривая с рабочими, они с Таниэлем обычно давали понять, что уже женаты: фразы вроде «…потому что мой муж так считает» или, еще лучше: «…потому что моя жена так хочет» звучали куда солиднее, чем «мистер Стиплтон» или «мисс Кэрроу». Грэйс носила подаренное ей при помолвке кольцо камнем внутрь, так что был виден только золотой ободок.

Молодой человек рассмеялся и пошел к своей повозке за пилами. Грэйс вошла в дом и, заварив, как умела, чай, отнесла его в столовую, где мастер под наблюдением Таниэля демонстративно перемеривал довольно замысловатую по своей форме комнату.

Она думала, что Таниэль при первой возможности сбежит обратно в сад и ей придется придумывать какую-нибудь уловку, чтобы удержать его в столовой, однако укладчик ковров оказался родом из Линкольншира, и у них с Таниэлем нашлись общие темы для разговора. К моменту, когда пол в столовой был со всем тщанием затянут ковром и Таниэль смог оттуда уйти, все деревья были уже срублены. Срезанные ветки были аккуратно сложены рядом с дровяным сараем, и на месте грушевых деревьев остались только очень желтые и свежие пни да кучи листьев на траве. Среди них поблескивали крошечные золотые лоскутки. В саду стало теперь просторнее и светлее. Таниэль остановился, как будто уперся в стену.

– Что? – только и смог он произнести вначале.

– Плотник спросил, нельзя ли ему взять немного обрезков грушевого дерева. Я предложила ему забрать все. Это ведь ничего, правда?

– Где механизмы?

– Вон там, в корзине.

Плотник осторожно распутал стебли плюща, некоторые из них переплелись между собой, как лианы, но по большей части они не были повреждены.

– Я, пожалуй, верну это ему, – сказал Таниэль. Некоторое время он разглядывал то, что лежало в корзине. – Я только отнесу это обратно и вернусь через полчаса.

Он поднял корзину и пошел к воротам по пустому, залитому светом саду, глядя прямо перед собой. Грэйс смотрела, как он повернул налево, в сторону Найтсбриджа, только теперь осознав, что расстроила его намного сильнее, чем предполагала.

Не посоветовавшись с ними, лорд Кэрроу назначил свадьбу за день до премьеры Гилберта и Салливана, таким образом, у Таниэля все-таки оставалось в запасе двадцать четыре часа, чтобы избежать обезглавливания. Он не особенно волновался по поводу выступления, однако проводил за фортепьяно намного больше времени, чем в кенсингтонском доме. По дороге к Мори, неся в корзине его изуродованные творения, он мысленно увеличивал необходимое для репетиций время. Толкая дверь мастерской, он все еще с отсутствующим видом умножал в уме часы и минуты.

– О, ничего страшного! – воскликнул Мори прежде, чем Таниэль успел открыть рот для извинений. – Они все равно валялись на чердаке среди всякого мусора.

Таниэль поставил корзину возле двери. Из-за внезапного похолодания Мори приобрел жаровню, и в последнее время она постоянно была наполнена горячими углями, от которых по мастерской волнами распространялся теплый воздух. Таниэль размотал шарф и повесил его подле часов с лотосом. Мори все еще был закутан в свой шарф и, когда молчал, нырял в него носом, согревая его своим дыханием. Мастерская сегодня была закрыта: Мори заполнял налоговые бумаги. Бухгалтерская книга на столе перед ним была вся испещрена столбцами японских цифр. Оттого, что на левой странице он писал левой рукой, а на правой странице – правой, написанные на смежных страницах числа наклонялись в противоположные стороны, поэтому казалось, что, заполнив одну страницу, Мори затем прикладывает ее к соседней, и на ней отпечатываются еще влажные чернила. Несколько листиков золотого плюща в корзине трепетали от горячего воздуха.