Антон Чиж - Королева брильянтов

– Ну, признайтесь, Пушкин, как?

Мелькнула мысль: забыть про все и долго-долго рассказывать, как формула вывела на убийцу, чтобы она слушала и слушала его одного. Вместо этого Пушкин с мерзким скрипом стал ловить по тарелке скользкий гриб.

– Тайна сыска, – ответил он. – Никакие подробности и факты не могут быть разглашены постороннему лицу. По причине нанесения вреда судебному разбирательству.

– Кто постороннее лицо? – спросила Агата, повернув щеку на кулачке, будто искала этого постороннего. – Ах, это я для вас постороннее лицо. После всего, что пережила…

– Госпожа Керн, – начал он.

– Агата! – строго сказала она. – Меня зовут Агата.

– Агата… Не требуйте невозможного. Я чиновник сыска. А вам… Вам пора.

– Куда мне пора?

– На вокзал. Обещали уехать сразу после окончания дела.

Догадка, мерзкая и липкая догадка пробралась к ней в душу: он совсем не тот, каким она его выдумала. На самом деле он не гадкий и мерзкий, а черствый и холодный, как ледышка. И сердце у него из куска льда. Агата выпрямилась и посмотрела исключительно трезвым взглядом.

– Хотите, чтобы уехала?

– Выбора нет.

Она встала и только чуть коснулась края стола, чтобы не пошатнуться.

– Слово всегда держу, господин Пушкин.

– Позвольте проводить вас… у поезда.

– Не бойтесь, не сбегу и не останусь в вашей распрекрасной Москве.

– Не сомневаюсь. Надо вернуть вам одну вещицу.

– Как вам будет угодно, – сказала она и пошла прочь от стола и всего, что за ним случилось. Пока не скрылась из зала ресторана.

Подбежал Сеня, взволнованный тем, что дама изволила уйти. Принялся тревожно расспрашивать, не ошибся ли, не надо ли чего подать особенного, уж он расстарается, да и вообще: не желает ли господин чего-нибудь, что только душа прикажет?

Пушкин желал. Очень желал. Желал так, что не мог в этом признаться не только Подковкину, но и себе самому.

Раскрытие трех дел, пусть и зачисленных на Городской участок, это лучшее, что могло случиться перед праздником. Настоящий подарок на Рождество. Какого Михаил Аркадьевич удостоился по праву, весь год служа прилежно и честно, как подобает хорошему начальнику сыска. Когда же Пушкин доложил, что Королева брильянтов, по самым верным сведениям, в Москве не появится, настроение Эфенбаха взмыло фейерверком. Вслед за тем явилась мысль доложить обер-полицмейстеру о несомненных победах сыска. И хоть Михаил Аркадьевич знал неписаный закон, что начальству надо докладывать приятные известия, когда начальство само прикажет, желание было сильнее.

Эфенбах спустился на второй этаж, спросил, принимает ли господин полковник. Дежурный чиновник позволил войти. Только шагнув в кабинет, Михаил Аркадьевич сразу понял, какую ошибку совершил.

Власовский пребывал в одном из самых мрачных состояний, в какое всегда приходил в канун праздников. Невозможность карать подчиненных и приказывать приводила его в тоску. С завтрашнего дня и до самого Крещения, на все Святки, Москва погружалась в разгул. А вместе с ней – городовые, чиновники, дворники, извозчики, купцы и прочий люд, обычно покорный воле обер-полицмейстера. Ничего поделать с этим Власовский не мог, как ни старался все годы. В этом году все повторится. Можно не сомневаться.

Обер-полицмейстер мрачно глянул на начальника сыска, буркнув: «Что надо?» и продолжая шелестеть бумагами. Михаил Аркадьевич на ходу поменял заготовленную речь.

– Разрешите доложить, господин полковник, результаты всепроведенннейшего розыска по причинам нахождения известной воровки, именуемой Королева брильянтов.

– Ну, доложи, – чуть мягче ответил Власовский, впечатленный заковыристой фразой.

– Имею честь непосредственно донести до вашего сведения, ваше превосходительство, что означенная негодяйка исключительной дерзости не посмела прибыть в Москву, а более того, повернула вспять и отбыла в совсем неизвестном направлении. Как говорится, сколько зайца ни корми, а веревочка на волке завьется!

Власовский невольно кивнул, не столько соглашаясь со сказанным, сколько пытаясь понять, какая связь между зайцами и брильянтами.

– Значит, говоришь, воровка не посмела явиться к нам в Москву, – проговорил он задумчиво.

– Именно так, ваше превосходительство! – сдержанно ответил Эфенбах.

– Что же это она, планы поменяла?

– Как говорится, бабий ум короток, а где тонко, там и рвется. Не решилась испытать удачу в Москве по веской причине.