Ирина Лобусова: Копи Хаджибейского лимана

Премьеры состоялись 1 декабря 1927 года. Спектакли словно помогали друг другу. Тот, кто не попал, не достал билеты в Русский, пробивались в Украинский театр, и наоборот. Аншлаг был полный. За неделю до премьер все билеты были раскуплены полностью в оба театра — и так на три спектакля подряд.

Ажиотаж был понятен. Впервые в истории города на сцене был поставлен спектакль о знаменитых одесских бандитах. О тех, с которыми каждый житель города сталкивался хоть однажды! Интерес был подогрет и разговорами одесситов, и газетными статьями о репетициях. А также тем, что два этих странных и разных мира — мир одесских бандитов и мир обычной, повседневной жизни — шли рука об руку. И соприкосновение с необычным миром воровской жизни всегда вызывало огромный интерес. Все хотели понять, как, по каким законам живут эти люди, так не похожие на обычных людей. Почему они стали такими? Что для них значит жизнь?

Но никто не догадывался о том, что спектакль будет поставлен только однажды... Ровно через 10 дней его сняли в обоих театрах.

Володя Сосновский, вновь принятый на работу в газету «Одесские новости» в качестве репортера, движимый каким-то отчаянием, посмотрел оба спектакля. Он даже пытался написать рецензию. Но ему не позволили.

В спектакле партийные органы усмотрели апологию мещанских взглядов на жизнь, отсутствие революционного пафоса, романтизацию бандитизма, пропаганду криминалитета, развращающую мораль и т. д. Спектакль жестоко раскритиковали во всех газетах и сняли с тем, чтобы больше не возобновить — никогда.

Поздним вечером черный автомобиль Тучи подъехал к воротам Еврейской больницы. Туча прошел в кабинет к доктору Петровскому, который его уже ждал.

— Наше вам с кисточкой, дохтор! — жизнерадостно поздоровался Туча. — Как оно?

— Как всегда, — улыбнулся Петровский.

— Вот, — Туча вынул из кармана толстую пачку денег, протянул врачу, — на нужды вашей больницы. Я... то есть мы... Серьезные люди... Решили, что каждый месяц привозить будем. Купите там, шо людям надо, — лекарства, такое... Ну, оно вам как-то глазастей!

— Я возьму, спасибо, — Петровский кивнул, — на самом деле нам очень помогут ваши деньги. Лекарств, перевязочных материалов не хватает. Люди умирают из-за нехватки этого...

— Вы это... того... Я привезу, как свистните... По народу соберу, — Туча помялся с ноги на ногу.

— Я понял, — сказал Петровский.

— А за это... Вы узнали?

— Узнал. Но ничем порадовать вас не смогу. Этот мальчик, Александр Лабунский, о котором вы хотели узнать, сбежал на следующий день после того, как Таня попросила его подержать здесь, в больнице. Выпрыгнул из окна туалета. Не успели уследить.

— От черт шкандыбатый! — в сердцах сказал Туча. — Ну шо за швицер растет?

— К сожалению, трудно иметь дело с беспризорниками. Воспитанию они не поддаются. Нельзя спасти.

— От це в точку, дохтор! — кивнул Туча. — Зато хорошо по горлу зашкрябали. Не спасли. Нельзя всех спасти.

Электрическая лампа на письменном столе доктора мигнула несколько раз — в городе были перебои с электричеством.

Двое беспризорных мальчишек пробирались окрестными ходами мимо Привоза. На груди одного из них был медальон, который он заботливо спрятал под грязной и рваной холщовой рубахой.

— Ты, главное, не куксись, Сашко, — говорил он второму, — оно за того... Сила. Каждый день живая копейка. Жрачка.

— Да знаю я!

После долгих странствий мальчишки остановились возле добротного каменного дома с коваными воротами, постучали. В воротах приоткрылось окошко.

— Мы до Леонидаса, в школу! Отворяй...