Владимир Лопырёв - Эпик Московского уезда

Неповторимое очарование юности светилось в его распахнутом навстречу жизни лице. Тёмные густые волосы, непоседливо вьющиеся от самых корней, Рябичкин зачёсывал со лба назад, а они снова пытались сбежать и прядями застилали глаза. Широкие брови, словно две, повернувшиеся друг к другу, запятые. Припухшие губы молодого человека совсем недавно бывшего отроком. И, главное, чистые открытые глаза, с удивлением взирающие на этот, полный чудес, мир.

Родился и жил Алексей в селе Ивановское, что находилась за имением Торлецких в стороне от дубравы. Село стало так называться, когда крестьяне в семнадцатом веке построили деревянную церковь Рождества Иоанна Предтечи. Шли годы, и теперь уже каменный храм радовал слух прихожан малиновым звоном своих колоколов. В семье Рябичкиных было семеро детей. Жили небогато, но дружно. Родители и братья с сёстрами душевно любили младшенького Алёшку и прощали ему большинство озорных выходок, а мальчишка был шустрый, везде совал свой маленький курносый нос. Видя такую прыть, отец в последствии и посоветовал ему обратить внимание на технику. Время было такое: «железный» век набирал обороты, и в любом деле старались применять механизмы. Так, в конце концов, Алексей и стал телеграфистом в дачном посёлке. Ему выдали форму, китель с нашивками и все сельские девушки были в него влюблены, но он был холоден, как лёд и гордо вышагивал по деревенским улицам домой с работы.

— Здравствуй, Алёша! — обратился к нему Купавин. — Слыхал про убийство возле болота?

— Да, уже наслышан! Слухи в нашем посёлке распространяются со скоростью звука. Соседка убитого рассказала о случившемся кондуктору конки, а тот уже разнёс по всем углам. Он посчитал своим долгом на каждой остановке рассказать об этом происшествии всем вновь вошедшим пассажирам. Мне, например, поведал молочник.

— Не знают, наверное, только будочники из отряда сельской стражи. Спят себе, как невинные дети, обняв ружьё.

— Вы вот всё шутите, Митрофан Васильевич, а как в таких условиях сохранить тайну расследования. А если нужная информация попадёт к преступнику и он затаится или, наоборот, решится на новое преступление. Тому, кто один раз переступил черту уже всё равно.

— Ничего, Алёша, ничего. Пока какой-то секретной информации не наблюдается — обычное убийство. Вот сейчас приедет врач, может он чего скажет. Единственная любопытная деталь которую я успел заметить — это потайной шкафчик с какой-то стеклянной трубкой с опилками. Похоже на фитюльки из современных изобретений.

— Митрофан Васильевич! — глядя по сторонам, с укоризной воскликнул Рябичкин, но за шумом телеграфных аппаратов вроде никто не слышал.

— Ну ладно, ладно. Ты когда сам посмотришь, может и узнаешь, что это. Ты же у нас будущий инженер.

Алексей Рябичкин грезил наукой. Он мечтал поступить учиться в Технологический институт в Санкт-Петербурге и этим летом хотел сдавать вступительные экзамены. А ещё он очень не любил убийства и вообще преступления. Алёша разумел человека венцом творения природы, и разрушать его он считал просто ужасным. Наоборот, весь ход развития прогресса должен служить во благо человеку, облегчать ему жизнь и насколько возможно увеличивать её продолжительность.

Наш телеграфист находился в том прекрасном возрасте, когда жизнь кажется бесконечной, наполненной удивительными открытиями и новыми впечатлениями. Ах, молодость, зачем ты проходишь?! Была бы ты, как весна и возвращалась снова и снова, чтобы человек, очнувшись от суровости жизни, как от зимы, мог опять восторженно полюбить этот мир…

Алексей умел и не боялся любить. Божественным высшим существом для него была Мария Ильинична Борисова — дочь известного в посёлке богача-мануфактурщика Ильи Лукича Борисова. Не влюбиться в такую девушку было невозможно: высокая, стройная, с длинными русыми волосами, с чувственными, словно розы утром, губами. Великолепные серо-зелёные глаза поглощали бездонными глубинами. Уголки были немного вытянуты, отчего они приобретали восточную миндалевидную форму. Потомки крымских ханов Гиреев передавали девятнадцатому веку свой привет. Ко всему прочему, Мария Ильинична была добра и спокойна характером, умела ценить хорошую шутку и верные дружеские отношения. Да что там говорить, она была первой красавицей в посёлке и самой завидной невестой.

Отец её — «тряпичник», как его звали в посёлке, Борисов имел собственную мануфактуру по производству тканей в Калязине, содержал мастерскую модной одежды, здесь же в собственном доме, и давал за Машенькой очень большое приданное.