Владимир Лопырёв - Эпик Московского уезда

Весна ворвалась в Новогиреево и побежала по его прямым, как стрела, проспектам. Повеяло теплом, природа встрепенулась и, как старинный великан-богатырь, зашевелилась под лучами ласкового солнца. После, казалось бы, бесконечной зимы вновь появилась надежда на близкое лето, немудрёное дачное житьё и маленький кусочек счастья для каждого.

Всё живое, очнувшись ото сна, заторопилось создавать новую юную жизнь. Каждому божьему созданию — свой срок. И пусть некоторым из них отведено непродолжительное время, пусть пронесутся они над землей и канут в вечное небытиё. Можно и за короткий миг пережить все страсти земные: взлёты, падения, надежды и любовь. Новая жизнь, ярко светясь, шагает по земле, не задумываясь о том, что когда-то придётся уйти.

Так бывает и люди, только недавно расправив «крылья», уже сияют сочными смелыми красками, радуют глаз и бередят своими идеями мысли других, подобно тому, как необычные цвета и узоры тропического махаона вызывают совершенно новую гамму чувств у жителя Севера. За ними тянутся остальные, «обычные» люди, не столь заметные, но желающие нового, прекрасного, весеннего.

Идея города-сада, придуманная англичанами в конце XIX века, была с энтузиазмом поддержана в Российской империи. Действительно, жить загородом в собственном доме, окруженным садом и парком — уютная, заманчивая мысль. Русская природа так красива, будто специально предназначена для этого. Старинные дворянские фамилии издавна имели огромные поместья в живописнейших местах России. Но времена менялись, дворянство нищало, а на историческую арену выходило купечество и промышленники. Образовывался и средний класс российского общества, имеющий небольшой достаток. Вот он и облюбовал пригородные поселения.

События, о которых пойдёт речь, как раз и происходят в таком месте.

В то время на востоке от Москвы, в двадцати минутах езды, располагался дачный посёлок Новогиреево. Он был построен возле одноимённой станции Московско-Нижегородской железной дороги и являлся первым благоустроенным посёлком, где имелись водопровод, телефон, почта и электрическое освещение. Предметом особой гордости была линия конки, проведённая от привокзальной площади по центральным улицам. Шикарные условия! К тому же на фоне великолепной Торлецкой дубравы с могучими деревьями, видевшими не одно столетие жизни этой земли.

Да простит меня уважаемый читатель за такое историческое отступление, но местом, где жить и работать нашим героям мы выбрали этот райский уголок. Пусть будет так.

Окно в кабинете было распахнуто настежь, и ветер играл портьерами с легкостью ребёнка. Они то вздымались к самому потолку, то стремительно падали вниз, принимая вертикальное положение. Наконец левая портьера зацепилась за придвинутый вплотную книжный шкаф и затихла.

Весь кабинет заливало утреннее майское солнце, и его блики вспыхивали в стёклах книжного шкафа и на никелированном письменном приборе, расположенном на большом столе, середина которого была затянута зелёным сукном. Огромное пресс-папье покачивалось в такт с портьерами под порывами теплого ветра и придавало какое-то фантастическое движение всей обстановке в комнате. И только настольная лампа, этот белый диск из стекла на тонкой ножке посередине, была неподвижна. Казалось, ничто не может сдвинуть её с места, и все события, произошедшие здесь, да и весь окружающий мир, вертятся вокруг неё. Довершали начатую картину старые фотографии в рамках, развешанные по стенам.

Труп лежал лицом вниз между письменным столом и местом, где раньше определённо стоял книжный шкаф. Это был мужчина с тёмными кучерявыми волосами, одетый в ночную сорочку, среднего роста и худого телосложения. Руки его, как-то неестественно угловато, загнулись вниз на уровне груди. Он был босиком, и обнажённые пятки торчали вверх, придавая ему трогательный вид. Внизу под телом расплылась огромная лужа крови, которая уже успела подсохнуть и стать тёмно-багровой. Видимо этот человек пролежал здесь не один день.