Владимир Лопырёв - Эпик Московского уезда

Неизведанное состояние вещества. Материя, ионизированная до своего крайнего состояния. Или что-то ещё, совершенно новое. Может быть, наше Солнце тоже шаровая молния колоссальных размеров.

Учёный-полицейский был настолько ошарашен, что забыл про осторожность и совсем вышел из-за коммутатора. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения, Боццони было не до того. Он медленно пятился вдоль стены, выставив левую руку в сторону светящегося шара, словно хотел отгородиться от него. Резиновые перчатки он сбросил во время стрельбы, и теперь они валялись под окном. Правда, против шаровой молнии резина бессильна.

Алексея, глядя на эту картину, пронзила элементарная мысль: как мы ещё мало знаем и как слабы перед природой. Не изменять природу нужно, а изучать и стараться жить с ней в гармонии. Чего же проще?

Неожиданно раздался хруст ломающегося стекла — итальянец оступился. Инстинктивно он потянулся к находящимся сзади перилам лестницы, и одновременно возникли два разряда, две маленькие молнии. Обе начинались в ладонях рук Боццони и вели: одна к металлической лестнице, другая к потрескивающему шару. Мауро успел только вскрикнуть и застыл в такой позе, а электрические разряды ещё долго светились, меняя рывками свою форму и уничтожая человеческую плоть. Видимо под воздействием импульсов тока мышцы несчастного рефлексивно напряглись, и тело продолжало стоять. Скованно, страшно…

Потом что-то изменилось. Равновесие было нарушено, и тёмная фигура неторопливо рухнула лицом вниз на осколки битого стекла. А может на осколки жизни этого итальянца. И осталась так лежать. Так же, как тело Чуприльцева-Гофера на втором этаже дачи на окраине посёлка. Разница заключалась лишь в том, что у тела Боццони не было кистей рук. Вместо них остались две обгорелые головешки, а пальцы, которые могли создавать красоту, рассыпались в прах.

Шаровая молния, между тем, продолжала свой путь, и, с тихим звоном пройдя сквозь окно на противоположной стене, исчезла в очередной вспышке грозы. Лишь в стеклеосталось идеально ровное отверстие с остывающими краями. Только и всего…

Поезд прибыл на железнодорожный вокзал города Болонья вовремя. Дежурный по станции объявил в рупор давно заученную фразу:

— Поезд из Падуи прибывает на вторую платформу. Господа встречающие, просьба подготовиться. Спасибо.

Пёстро одетая толпа дружно зашагала к платформе. Следом потянулись носильщики со своими извечными тележками. Возбуждённые голоса, крики детей и запах железной дороги, одинаковый во всех странах мира.

М. не спешил. Курьер, с которым он должен был встретиться — человек проверенный, знает своё дело. Путь, проделанный им из самой России неблизкий, и теперь торопиться не имело никакого смысла. Два прицепных вагона начинали своё путешествие в Москве на Брестском вокзале в составе поезда Москва-Варшава и дальше через Прагу, Вену, Марибор, Венецию и, наконец, Падую. Половина Европы осталась позади.

Долго, ах, как долго М. ждал этой минуты. Бессонные ночи, месяцы исследований. Поиск в темноте, наугад…

Но ничего. Скоро весь мир заговорит о нём и о любимой им Италии. О величии итальянской нации! Это государственные казнокрады не поняли значения его работы — отказались финансировать, а народ со временем оценит, что он для неё сделал. Пусть заканчивать установку придётся в Англии, у двоюродного брата Генри Джеймса. Пусть. Всё равно это будет сделано только для величия Италии.

… Жара, стоявшая всю неделю в городе, к вечеру немного спала. От раскаленного перрона же по-прежнему исходил горячий воздух. Хотелось поскорее покинуть вокзал, спрятаться в тень оливковых деревьев. Нельзя, терпение всегда было его сильным качеством. Он подошёл к нужной скамейке в конце перрона и уселся ждать…

Думал ли он, бегая мальчишкой по обширным владениям отца вместе с лучшим другом Мауро, что достигнет таких высот в науке? Они грезили великими открытиями, мечтали о славе знаменитого Леонардо. Кто из нас в детстве не считал себя гениальным? Кто не верил в свою исключительность? С годами грёзы улетучились, и М. перестал верить…

Теперь он точно знал, что гениален, но и понимал необходимость совершения какого-то грандиозного открытия. И пусть родственники восхищались его способностями, разве этого достаточно? И он начал осатанело работать.

Мауро хоть и был на два года старше, всегда смотрел на М., как на Бога. А по мере взросления просто стал его правой рукой во всём, в том числе и в исследованиях. Преданность Мауро граничила с фанатизмом. В имении отца они ставили свои первые эксперименты по физике. Электрические явления всецело захватили М., он постоянно говорил о положительных и отрицательных зарядах — за обеденным столом, на конной прогулке, в церкви. Все кто знал его, начиная от слуг и заканчивая родителями, называли М. — синьор «Электричество».