Антон Чиж - Бой бабочек

Предложение было заманчивым. Но слишком опасным. Непредсказуемым. Случись что, а купеческий нюх его был встревожен, на Левицкого никакой надежды.

– Что вы, господин Ванзаров! Да за что такая немилость?

– Сегодня в вашем саду два господина устроили бутафорскую дуэль. За которой из кустов наблюдал репортер «Листка». И все бы ничего, да только Грохольский и Тишинский умудрились купить боевые патроны… Догадываетесь, что могло произойти?

Вылетело крепкое народное выражение, которое было припечатано выводом: «Ничего идиотам поручить нельзя!»

– Они не умеют ни стрелять, ни заряжать. При этом набили полную обойму патронов. Только чудом оба выстрела пришлись «в молоко». Ну, если не считать, что одна пуля угодила в лоб вашему метрдотелю…

– Как? – растерянно проговорил Александров. – Я же не знал…

– К счастью, лоб у него оказался твердый, пуля отскочила, – закончил Ванзаров с непроницаемым видом. – Если нечто подобное повторится, ваш драгоценный бенефис не состоится. Слово чиновника сыска…

Александров готов был поклясться на либретто «Парижаночки-сорванца», что таких номеров для репортеров больше не повторится. Не сойти ему с этого места.

– Господин Ванзаров, позвольте вопрос?

Ему позволили.

– А что вы делали вчера ночью с Варламовым?

Кажется, мастер сцены единственный в театре, кто умел держать слово. Ванзаров честно сказал, что осматривал машинерию. Затем попросил Александрова проводить к Платону.

Кабинет юноши оказался за стенкой. В отличие от дядиного, стены были свободны от фотографий. Видно, эту традицию преемник театрального дела не одобрял. Он писал что-то в большой конторской книге. Перед ним лежали канцелярские счеты со сдвинутыми костяшками. От болезненного кашля он избавился. Новые извинения не требовались. Ванзаров и так был сама вежливость. Он разрешил закончить. Платон промокнул перо, положил в прорезь письменного прибора и закрыл книгу.

– Театр требует точности в расчетах, – сказал он. – Иначе прогоришь.

– Похвально слышать, Платон Петрович. Жаль, что я не Аристотель Иванович… мы бы с вами сошлись в любопытных спорах.

Судя по лицу юноши, тонкий древнегреческий юмор остался непонятен.

– С чего изволите начать расследование? – деловито спросил он.

– Вчера на представлении Кавальери упал мешок, ее могло убить.

Платон только пожал плечами.

– Досадное событие. К сожалению, веревки имеют свойство гнить и лопаться.

– Веревка не лопнула, а была перерезана, – сказал Ванзаров, ожидая реакции.

Юноша встал из-за стола и плотно прикрыл дверь, распахнутую дядей.

– Вы в этом уверены? – совсем другим, тревожным тоном спросил он.

– У нас, в сыске, умеют отличать отрезанное от сгнившего…

Как бы ни был Платон сдержан, но эта новость заставила его тереть лоб, чтобы найти выход из тупика.

– Это ужасно, – наконец сказал он. – Прошу вас не сообщать дяде. Он и так на нервах…

– Как погляжу, вы тайный поклонник самой красивой женщины в мире?

Ванзаров даже подмигнул дружелюбно. Этот призыв потонул в мрачном выражении лица собеседика.

– По правде, мне безразличны обе. Дешевые певички, раздутые прессой. Если бы не смазливое личико одной, петь бы ей на базаре в окружении бревен. А другая собачится по любому поводу. И талант не больше… Я думаю о нашем семейном деле…

Такая откровенность была неожиданной. А юноша, кажется, не любил театр. Только обязанность наследника накинула хомут: тащить на себе это мерзкое дело. Теперь он еще больше заинтересовал Ванзарова.

– Что с ним может случиться?

То, что вылетело, уже не воротишь. Платон извинился, что не может посвящать в деловые секреты. Они и не требовались. Ванзаров спросил, чем занимаются господа, которые были вчера на опознании. Оказалось, что Морев и Глясс – антрепренеры только по названию. Их задача – рыскать по чужим театрам и переманивать звездочек. Чем моложе, тем лучше. С известностью требует по контракту больше. Занятия господина Вронского были у всех на виду: он занимался огранкой найденных талантов. Так сказать…

– У кого в вашем театре голос сопрано?

Вопрос оказался простейшим. Платон назвал трех привозных звездочек: Марианну ля Белль, Лиану де Врие и мадемуазель Горже. Последнюю Ванзаров имел счастье видеть. Прочие звучные афишные имена не говорили ему ничего.

– Держите книгу росписи? Когда актриса выходит из театра, она расписывается?

– Здесь не казарма, не участок, таких порядков нет. Здесь свобода, – ответил Платон. – Все знают, что надо быть к репетиции или спектаклю. За опоздания – штрафы. Уходить из театра вольны когда угодно.