Ирина Лобусова - Мыс Чёрных сов

— Почему ты ушел от сов? Тебе же нравилось быть среди них, — продолжала она.

— Они хотели меня убить! Два раза отправили на горящий корабль. Так страшно… В первый раз было жарко… Горели перья…

— Что ты делал на горящем корабле в первый раз?

— Пробить бензонасос… Горячо… Бензин… А тут еще этот..

— Кто?! Кто?!

— Капитан! Наблюдал за мной. Следил. Пришлось поступить с ним так, как поступают совы! Было смешно. У меня не хватило камней, чтобы сделать красивые глаза… Вы видели, какие глаза я делаю?.. До меня они были пустыми, а я делаю их настоящими! Глаза должны быть как камни.

— Я видела. Очень красиво, — пробормотала Зина, с ужасом наблюдая картину этого чудовищного безумия, давшего с детства такие ужасающие всходы…

— А этот… капитан… Смотрел на меня. На меня нельзя смотреть!

— И ты убил капитана эсминца?

— Убил. И мы в шлюпку прыгнули, втроем. А корабль все горел, горел…

— Зачем совы сожгли старый корабль?

— Тренировка! Сказали — учения проводят. Чтобы как на живых людях. Они сказали.

— И ты ушел от сов?

— Сбежал! В окно.

— Зачем ты убил своего деда? — наугад спросила Зина.

— Он смотрел! Я же говорю: он смотрел на меня, а такие глаза быть не должны! — охотно ответил Кирилл.

— Что ты делаешь сейчас? — продолжала она.

— Вам нравится? — он улыбнулся.

— Очень нравится! Что ты делаешь? — закричала Зина.

— Жареных птиц очень любят совы, которые не спят! — размеренно произнес Кирилл.

И вновь, и вновь напевая, по мнению Зины, бессмысленный набор слов, принялся разбрызгивать вокруг керосин, — она поняла это по запаху. Сумасшедший внук таксидермиста собирался сжечь ее заживо. Псих, который сбежал от спецназа — с мыса Черных сов, — и теперь работал на немцев.

Только теперь Зина поняла, что ее ноги связаны. Она потянулась к сумке — это было ее единственным шансом. Ей, можно считать, повезло, что перед ней был больной человек. Кирилл действительно был болен, он не соображал, как здоровые люди, а потому не додумался обыскать ее и забрать сумку.

Все еще напевая, безумный обернулся к ней.

— Вам нравятся совы? — спросил.

— Выпусти меня отсюда! — закричала Зина.

— Ну вот… с вами скучно! А теперь будет весело! — и, обернувшись, он снова принялся разбрызгивать керосин.

Запах гари усилился. Крестовская в углу увидела ведро, из которого шел дым. Там тлели угли. Времени не оставалось… Последний рывок. Рука сжала холодный металл пистолета.

Зина выстрелила наугад. Но Кирилл вдруг широко раскинул руки в стороны, словно его распинали на кресте. Бутыль вывалился из его рук. Ведро перевернулось. Оттуда высыпались искры. Керосин на полу вспыхнул. Начался пожар. Кирилл рухнул на пол, прямиком в эту горящую лужу. Зина рывком содрала веревки с ног и, крепко сжимая пистолет, бросилась к двери. Кирилл был мертв. Она убила человека. Она, врач… Поклявшаяся спасать жизнь… Она послала пулю в живого человека. Рассудок отказывался повиноваться ей…

Дверь оказалась не заперта. Зина толкнула ее изо всех сил… За дверью стоял Анатолий Маринов и молча смотрел на нее. Глаза его были пустыми, такими могут быть глаза человека, который увидел что-то очень страшное, настолько страшное, что не может об этом сказать. В них не было ни радости, ни жизни, ни каких-то других эмоций. Зина отшатнулась, увидев эти глаза. В них застыл ее приговор.

Дым вырвался из-за спины, сзади что-то с громким треском взорвалось. Гарь забила ноздри, горло… Зина закашлялась. Отстранив ее рукой, Маринов заглянул в комнату. Увидел труп на полу.

— Тварь! — повернувшись, он больно ударил ее в плечо, и Зина отлетела к стене, ударилась о камень. Пламя вырвалось в коридор. Дрожащими руками Крестовская держалась за сумку, крепко прижимая ее к себе. Туда она успела спрятать пистолет после выстрела.

С силой схватив Зину за локоть, Маринов вытащил ее на улицу, и вовремя. В коридоре что-то с громким треском рухнуло. Входная дверь ввалилась внутрь, и вскоре вся одноэтажная пристройка, стоящая на отшибе в незнакомом Зине дворе, была охвачена пламенем.

Едкий дым, треск, грохот, звон разбитого стекла, лопнувшего в пламени пожара, все это наполнило пространство какафонией такого жуткого шума, что Зине почудилось, будто она действительно проваливается в преисподнюю. Где-то вдалеке слышались голоса людей, но во дворике не было никого. Зине казалось, что они остались одни во всем мире.

— Кто ты, тварь? — закричал Маринов, с силой трясся Крестовскую. — Ты… убийца… Кто ты?