Ирина Лобусова: Мыс Чёрных сов

— Ну наконец-то! — тетя Валя развела руками. — И полгода не прошло! Наше вам здрасьте с кисточкой! На четвертый только день она из комнаты вышла! Больная ты, чи шо?

— Больная, — вздохнув, подтвердила Зина, представляя, как выглядит со стороны — нечесаные волосы, синяя кожа, под глазами — круги.

— Шо стряслось? — Тетя Валя подперла кулаками свои необъятные бока. — Мужик?

— Что? — не поняла Зина.

— Из-за мужика, говорю, не выходишь? — повторила она громко. — Хоронишься ведь четвертый день! Мужик?

Почему-то представив портрет вождя на стене в кабинете следователя НКВД — грозный такой портрет вождя, во весь рост, в кабинете для допросов, Зина горько усмехнулась и кивнула:

— Мужик.

Что-то прозвучало при этом в ее голосе — такое, что тетя Валя насторожилась, как охотничий пес, почуявший дичь, и сделала почти боевую стойку:

— Так… — протянула, — кажись, тут за через всю голову геморрой… А ну-ка пойдем! — и бодро затащила Зину в ее комнату. Захлопнула дверь. Оглянулась вокруг. Собранные вещи, конечно, не укрылись от ее взгляда.

— Это шо? — насупилась она.

— Придут за мной, — вздохнула горько Зина.

— Хто?

Не отвечая, Зина отвернулась к окну. На улице шел дождь, и несмотря на то что было только три часа дня, в комнате было уже темно, как вечером. Дождь всегда успокаивал ее, навевал ожидание чего-то радостного, предвкушение чего-то доброго и приятного. Так было всегда. Но только не сейчас.

— А ко мне зачем шла? — Тетя Валя не спускала с нее строгих глаз.

— Сервизы хочу вам отдать — вздохнула Зина. — И книги. Возьмите и у себя спрячьте. Сохраните, если меня выпустят. — Она помолчала. — Комнату наверняка отберут, в ней чужие люди поселятся. А книги и сервизы жалко. Если я вернусь, потом возьму. А нет — пусть вам достанутся. Книги ценные… продать можно. — Зина изо всех сил старалась не заплакать.

— Вещи, значит, распределяешь, — хмыкнула тетя Валя.

— Ну да. Жалко, если все пропадет. Одежду к черту! А вот книжки… — отозвалась Зина.

— И шо, ты за четвертый день вот так сидишь? — Тетя Валя, похоже, смеялась.

— Вроде…

— И долго еще сидеть будешь?

— Пока за мной не придут.

— А если не придут, шо тогда?

— В каком смысле? — Такая простая мысль как-то не приходила Зине в голову.

— Ой, вейз мир! — наконец тетя Валя смогла заговорить так, как всегда говорила. — Оце-то глядите на нее, пока не вылупитесь! Гепеу за ней придет! — она называла еще по старинке, не привыкнув к грозному слову «НКВД», а может, в этом была и хитрость — просто не хотела его произносить, как в известной пословице о том, что если назвать черта по имени… — Гепеу! Ой, воды, умора! Да де ты такое видала, шоб Гепеу время давало сервизы под книжками раздавать? Де ты за такой хо-лоймес слыхала, шоб ареста за четыре дня ждали? Та не чухай до миня пятки! Это ты там такое до ушей навешалась, де ты швендилась? Тю! Та занеси цей гембель до заду, та нехай за сдачу купят себе трахтор! Никто за тобой не придет! Помяни за мое слово, — она передохнула и снова начала: — А то не сини защипаны куры, а чистое золото, целых сто килограмм — нихто за тобой не придет! Нихто! Так шо делай Гепеу як кицке за лапой, шухер отменяется! Не, оно за такое — гембель оно до всегда за голову будет! А вот шухер тебе до полного горла отменяется!

— Вы думаете? — Зина, настоящая одесситка, все поняла, но на какую-то минуту засомневалась, в словах тети Вали была крупица здравого смысла — действительно, аресты всегда происходили неожиданно. Стали бы они тянуть четвертый день!

— Тю! — снова заговорила тетя Валя. — Так шо заматывай цей гармидер да суй по шкафам бебехи! И потом, кому ты запхаешь це? Больно ты им нада, видать, шо время бебехи спаковывать тебе засунули! Разбирай до усе и не морочь за мою бедную голову! Книжки еще не один год сама читать будешь!

И она ушла с победоносным видом, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. К огромному ее удивлению, слова соседки немного Зину успокоили.

А на пятый день закончился хлеб. Зина почти ничего не ела в эти дни, но все-таки на тот свет пока не собиралась. А потому, набравшись мужества, вышла в булочную, а потом в бакалею. Увлекшись, Зина проходила часа два. Причем совершенно свободно — никто ни в чем не препятствовал ей, никто за ней не следил. У нее даже был ужин — впервые за пять дней Зина получила нормальную, горячую пищу. И она вздохнула и принялась разбирать вещи.

Через два дня Зина вернулась на работу и сразу в нее погрузилась. Особенность работы в морге состояла в том, что мыслей ни на что другое не оставалось. И это ее устраивало.